А жизнь летит, как степная конница.
Кого-то уж нет, а кто-то живой.
Но нет-то нет, а в тиши припомнится,
Кто был в законе, а кто блатной.
Приходят ребята с тайги ли, с моря ли,
И, покрывая стаканов звон,
Кто-нибудь спросит: «Леха, вот спорили,
Что есть вообще воровской закон?»
И вспомнишь невольно прошедшие годы,
Решетки, этапы и лагеря,
Жестокие выходки, боль и невзгоды.
И жаль, что пережито в общем-то зря.
Ну что ты ответишь на это «в законе»?
Зачем перетряхивать снова старьё?
Побои в тюрьме, насмешки в вагоне,
В конечном итоге бессилье свое.
Теперь я рабочий. Не стал, правда, паинькой,
Не встал в авангарде сознательных масс,
И мой идеал не окончился паечкой
И звоном монет у окошечка касс.
Пусть жизнь у меня далеко не кипучая,
И прямо скажу, что не часто я пьян,
Но я не забыл ничего, и при случае
Готов поднять со спиртом стакан.
За темный лес и за море синее,
За тех бездумных лихих парней,
Что выходили на тракт у Касимова
И перехватывали у Жигулей.
А жизнь летит, как степная конница,
Кого-то уж нет, а кто-то живой.
Все реже, все реже прошлое помнится,
И ясно, что жизни не будет былой.
30/31–V–1970 г.
————————————