Самой многочисленной категорией немецкого населения Российской империи, внесшей наиболее значительный вклад в её экономическое развитие, являлись немецкие крестьяне — колонисты, переселившиеся в Россию по приглашению властей во второй половине XVIII — первой половине XIX веков.
При разработке проектов вызова иностранных колонистов власти страны опирались на законодательный и организационный опыт ведущих западноевропейских государств, для которых привлечение иммигрантов на протяжении XVII-XVIII веков являлось одной из важнейших мер по увеличению численности населения, предпринимавшихся в рамках меркантилистской политики.
Основной целью приглашения колонистов в Россию являлось заселение и хозяйственное освоение территорий, вошедших в её состав в XVI-XVIII веках.
В ходе двух основных этапов колонизации, пришедшихся на годы правления Екатерины II (1763–1766) и Александра I (1804–1819), а также в более позднее время в Россию прибыли более 70 тыс. переселенцев из различных германских государств, прежде всего — Вюртемберга, Гессена, Рейнланда, Эльзаса, Бадена, Пруссии. На момент окончания приема иммигрантов в стране насчитывалось свыше 300 немецких колоний: 104 в Поволжье, 181 на Юге России (в Херсонской, Екатеринославской и Таврической губерниях, а также в Бессарабии), 13 в Санкт-Петербургской губернии, 6 в Грузии, 2 в Азербайджане, 7 колоний под Черниговом и одна под Воронежем.
Согласно Манифесту Екатерины II от 22 июля 1763 года и Указу Александра I от 20 февраля 1804 года, составившим юридическую основу образования иностранных колоний, переселенцам был предоставлен целый ряд льгот и привилегий: свобода вероисповедания, свобода от гражданской службы и рекрутской повинности, беспроцентные ссуды на обзаведение, налоговые льготы, право на беспошлинную торговлю и основание фабрик и заводов.
Для руководства иностранными колониями была создана особая система государственных органов, они не входили в ведение общих правительственных, полицейских и судебных учреждений. Помимо этого, законодательством были предоставлены широкие права местному самоуправлению колонистов, главными органами которого являлись сельский сход и сельский приказ. Сельский приказ, состоявший из старосты и двух заседателей, осуществлял руководство всеми сторонами внутренней жизни колоний: обеспечивал своевременное поступление в казну податей и поддержание полицейского порядка, отвечал за благоустройство селений и их противопожарную безопасность, занимался организацией работы сельских школ и благотворительных заведений, а также выполнял функции низшей судебной инстанции.
Наконец, в отличие от характерной для большинства российских крестьян поземельной общины, осуществлявшей периодические переделы земли по количеству душ мужского пола, в колониях была введена подворно-наследственная форма землепользования: каждой семье предоставлялся земельный надел (размером от 30 до 65 десятин), который в дальнейшем не подлежал делению и должен был наследоваться младшим из братьев, что способствовало сохранению крупных платежеспособных хозяйств.
Таким образом, колонисты составили особое сельское сословие, значительно отличавшееся по своему социально-правовому положению от остальных категорий крестьянства Российской империи. Привилегированный статус колонистов должен был, по мысли властей, обеспечить высокую эффективность их хозяйственной деятельности, создать условия для перенесения на российскую почву передового европейского сельскохозяйственного опыта, способствуя тем самым экономическому успеху иностранной колонизации.
Но прошло очень долгое время, прежде чем колонисты смогли занять то место, которое отводилось им в правительственных планах.
В первые десятилетия своего пребывания на новой родине колонисты находились в бедственном положении. Оно обусловливалось прежде всего невыполнением обещаний, с помощью которых переселенцы были привлечены в Россию и крайне неудовлетворительной организацией процесса переселения.
В своем стремлении навербовать возможно большее число иммигрантов, представители российских властей, и, в особенности, действовавшие по договору с правительством частные «вызыватели», порой сознательно вводили потенциальных колонистов в заблуждение относительно их будущей жизни в России, пользуясь их неосведомленностью о географии и природно-климатических условиях страны. Переселенцы не ожидали того, что, оказавшись в безлюдных степях Поволжья и Новороссии, им придется годами жить в землянках. Назначенные под поселение, но недостаточно хорошо обследованные земли часто оказывались неприспособленными для сельскохозяйственной обработки, следствием чего были неоднократные переносы колоний с места на место. Колонисты были бессильны против набегов кочевников, угонявших в рабство сотни жителей немецких селений. По колониям Поволжья в период крестьянской войны 1773–1775 годов разрушительной волной прошли войска Е. Пугачева.
Разочарование и возмущение обманутых в своих ожиданиях переселенцев порождали многочисленные конфликты с представителями властей, которые часто разрешались с применением силы.
Внешние трудности усугублялись проблемами внутреннего порядка: большую часть прибывших в Россию иммигрантов составляли не зажиточные и опытные хлебопашцы, на которых рассчитывали российские власти, а вовсе не имевшие навыков сельскохозяйственного труда представители беднейших слоев городского населения, в наибольшей степени страдавших от переживаемых Германией во второй половине XVIII — начале XIX веков экономических проблем и военных потрясений.
Исключение составляла лишь одна категория переселенцев — меннониты, последователи сформировавшегося в середине XVI века в рамках протестантизма религиозного течения, одним из основных положений которого являлся отказ от всякого насилия и применения оружия. Попав после разделов польских земель, где они прожили около 200 лет, под власть Пруссии, власти которой подвергали их преследованиям и принуждали к военной службе, меннониты вынуждены были эмигрировать в другие страны, и, в том числе, в Россию. В конце XVIII — начале XIX веков они обосновались на о. Хортица в Екатеринославской губернии и в Молочанском округе Таврической губернии; в 1840-х годах группа меннонитов поселилась в окрестностях Мариуполя, на Азовском море, а в 1850–60-х годах возникли меннонитские поселения в Новоузенском уезде Самарской губернии. Будучи прекрасными земледельцами, привезя с собой в Россию значительные капиталы и получив ещё больший объем привилегий, нежели остальные колонисты, меннониты быстрее смогли наладить на новом месте эффективное хозяйство. Однако даже им, оказавшимся в столь отличных от родных мест природных и климатических условиях, делавших неприменимыми имевшиеся сельскохозяйственные навыки, пришлось очень нелегко в первый период жизни в России.
Тем не менее со временем немецким колонистам, благодаря их особому правовому статусу, а также хорошо известным свойствам национального характера — трудолюбию, бережливости, трезвому образу жизни, любви к порядку — удалось не только сравняться по уровню социально-экономического развития с местным населением, но и существенно превзойти его. Этому в значительной степени способствовал и правильный выбор хозяйственной ниши — узкая специализация в самых перспективных и доходных отраслях экономики соответствующих регионов, обеспечившая колонистам успех на внутреннем и внешнем рынках.
Так, немецкие колонии Поволжья к середине XIX века стали крупнейшими производителями пшеницы. В период Крымской войны 1853–1856 годов они сыграли ведущую роль в снабжении хлебом русской армии. В 1870-х годах, с развитием сети железных дорог, соединивших Поволжье с другими регионами, колонистами поставлялось на рынок до 20 млн. пудов зерна в год, а годовой оборот хлебной торговли достигал 50–60 млн. рублей.
Со временем, однако, все сильнее стало проявляться тормозящее влияние на развитие зернового хозяйства передельной общины, к которой поволжские колонисты перешли по инициативе попечительских органов ещё в конце XVIII века, что послужило одной из основных причин падения производства хлеба, произошедшего в последние десятилетия XIX века.
Вместе с тем, в этот период в немецких селениях активно развивается табаководство: к середине 1880-х годов объем поставок табака на рынок достигает 100 тыс. пудов в год, что позволяет поволжским колонистам выступать в роли фактических монополистов в данной отрасли сельскохозяйственного производства.
Колонисты Юга России в первые годы после поселения практиковали традиционное для кочевых народов этого региона примитивное степное скотоводство. С начала XIX века российские власти предпринимают попытки по насаждению в южных колониях тонкорунного овцеводства, которые, впрочем, не имели большого успеха: организованные на государственные средства с целью снабжения шерстью суконных мануфактур общинные овчарни, руководимые приглашенными из Саксонии специалистами, со временем показали свою неэффективность.
В середине XIX века, когда с развитием системы морских портов (Одесса, Мариуполь, Бердянск) открылись возможности для вывоза пшеницы и цены на неё резко возросли, колонисты обратились к занятию земледелием. Сохранение принципа единонаследия способствовало созданию на основе 60-десятинных семейных наделов эффективных хозяйств фермерского типа, что позволило немецким крестьянам Юга в короткий срок занять лидирующее положение на зерновом рынке региона.
Что касается колонистов Санкт-Петербургской губернии, то они, несмотря на свою малочисленность, сыграли ведущую роль в развитии картофелеводства в данном регионе. С первых лет существования подстоличных немецких селений российские власти рассматривали их в качестве основного поля приложения усилий по распространению этой новой для страны культуры, побуждая жителей колоний к расширению посадок картофеля, внедрению передовых земледельческих технологий и агротехнических приемов. С середины XVIII века до середины XIX века колонисты удерживали многократное преимущество по объемам производства картофеля перед всеми остальными категориями сельского населения губернии (в хозяйстве колониста картофеля выращивалось в 30–40 раз больше, чем в хозяйстве местного крестьянина) и обеспечивали основную долю его поставок на столичный рынок.
Основой экономики немецких колоний в Закавказье стало виноградарство и виноделие. В частности, в крупнейшие центры производства винно-водочной продукции (вина, коньяка, спирта) превратились азербайджанские колонии Еленендорф и Анненфельд. Широкую известность как в России, так и за границей приобрели работавшие там фирмы братьев Форер и братьев Гуммель. Высокое качество их продукции, обеспечивавшееся использованием технологических достижений винодельческой отрасли Германии, неоднократно отмечалось наградами на российских и международных выставках.
Достигнутые колонистами к середине XIX века хозяйственные успехи способствовали не только развитию важнейших отраслей сельского хозяйства России, но и существенному пополнению государственной казны, которая в этот период получала с жителей колоний в качестве податей более миллиона рублей в год.
Экономический прогресс колоний сопровождался ростом их земельной собственности. Особенно быстрыми темпами этот процесс пошел во второй половине XIX века в тех регионах, где была распространена подворно-наследственная форма землепользования: запрет на дробление семейных наделов приводил к росту количества безземельных, проблема расселения которых решалась на пути покупки новых земель и основания дочерних колоний. Если в Поволжье с момента основания немецких селений до начала Первой мировой войны произошел четырехкратный рост их землевладения (приблизительно с 500 тыс. до 2,2 млн. га), то колонисты Юга России, получившие при поселении около 670 тыс. га, увеличили своё землевладение до 6 млн. га, то есть почти в десять раз. На Волыни, где колонисты в массовом порядке начали селиться лишь во второй половине ХIХ века, в начале XX века им принадлежало уже более 700 тыс. га земли. Столь активная земельная экспансия колонистов, шедшая в значительной мере за счёт массовой скупки земель разорявшихся русских помещиков, вызвала недовольство среди части российского общества, которое вылилось в развернувшуюся в стране в последние десятилетия XIX века кампанию по противодействию «мирному завоеванию России немцами».
Следует, однако, отметить, что колонисты основали большое число дочерних поселений не только в южных и западных губерниях, но и в отдаленных регионах страны, внеся, таким образом, значительный вклад в их освоение: во второй половине XIX века быстро растет число немецких деревень на Северном Кавказе, Урале; в начале XX века мощный поток колонистов последовал в Сибирь и Центральную Азию, где ими было вовлечено в хозяйственный оборот более 600 тыс. га земли. К началу Первой мировой войны на территории Российской империи насчитывалось уже более трёх тысяч немецких колоний (в десять раз больше, чем было основано в своё время иммигрантами из германских государств), жителям которых на правах общинной либо частной собственности принадлежало около 10 млн. га земли.
Помимо покупки земли, сферой вложения капиталов российских немцев во второй половине XIX века все в большей степени становится промышленное производство, в целом ряде важнейших отраслей которого им удалось занять лидирующие позиции.
Поволжские колонии стали центрами мукомольной промышленности в регионе: в начале XX века в них работало более 600 ветряных, водяных и паровых мельниц с общей производительностью около 240 000 тонн муки. К числу крупнейших в России относились мукомольные предприятия братьев Шмидт, Конрада Райнеке, Эммануэля Бореля, Давида Зайферта.
Важнейшей отраслью легкой промышленности, выросшей из зародившегося в колониях ещё в конце XVIII века ткацкого промысла, становится производство сарпинки — особого вида хлопчатобумажной ткани, получившей своё название по имени колонии Сарепта. К началу Первой мировой войны в этой сфере (полностью контролировавшейся одним предпринимателем — А. Бендером) трудились более 12 тыс. рабочих-надомников; сарпинка находила сбыт по всей стране, а также поставлялась за границу.
Колонисты Юга России заняли ведущее место на рынке сельскохозяйственной техники. Сконцентрировав в своих руках значительную долю производства (например, в Причерноморье она в 15 раз превышала долю немецких крестьян в общей численности населения и составляла более 50%), колонисты не только обеспечивали собственные потребности в усовершенствованных земледельческих орудиях, но и снабжали ими русское и украинское крестьянство, способствуя, таким образом, интенсификации аграрного хозяйства южных губерний. Крупнейшим предприятием отрасли в масштабах всей страны являлась фирма Иоганна Хена в Одессе, на двух заводах которой в начале XX века ежегодно выпускалось по 80 тыс. плугов, 30 тыс. борон, 6 тыс. молотилок, 3 тыс. веялок, 2 тыс. сеялок.
Многие колонии (к примеру, Екатериненштадт и Голый Карамыш в Поволжье, Гальбштадт, Хортица и Пришиб на Юге России) превратились в цветущие городские поселения, центры промышленности и торговли. Среди таких поселений особенно выделялась Сарепта — колония, основанная в районе Царицына членами Гернгутской братской общины с целью ведения миссионерской деятельности среди языческих народов Поволжья. Колонию окружали обширные поля, ухоженные сады и виноградники, для орошения которых были сооружены водохранилище и водопровод; в ней работали мыловаренный и свечной заводы, кондитерское производство, сбывавшие свою продукцию не только в окрестных городах, но и в обеих столицах, а также занимавший монопольное положение на российском рынке завод по изготовлению горчицы. Построенным на средства общины учреждениям образования и здравоохранения мог бы позавидовать любой губернский город. Благодаря труду своих жителей Сарепта стала своеобразным оазисом плодородия и благополучия среди бедных степных селений региона и приобрела известность по всей стране.
Во второй половине XIX века происходит существенное усиление роли колонистов не только в экономической, но и в социальной жизни регионов их компактного расселения.
До этого немецкие крестьяне более столетия прожили в условиях относительной социальной изоляции, основными факторами которой, помимо привилегированного правового положения и наличия особой системы управления, являлись этническая, религиозная и языковая обособленность, внутренние браки, замкнутый сельский образ жизни.
Однако в ходе буржуазных преобразований 1860–1870-х годов и, в частности проведенной в их рамках колонистской реформы 1871 года они были лишены большей части своих привилегий, приравнены в отношении правового статуса, порядка управления и самоуправления, а также исполнения повинностей к общей массе российских крестьян.
Наиболее болезненным из произошедших изменений стала утрата колонистами свободы от воинской службы, к несению которой они должны были при ступить после проведения военной реформы 1874 года. Это послужило толчком к массовой эмиграции тысяч немецких семей в США, Канаду, Южную Америку. Наиболее значительную часть выехавших (более 15 тыс. человек) составили меннониты покидавшие Россию несмотря на то, что им была предоставлена возможность альтернативной службы — в лесных и пожарных командах, госпиталях, на железных дорогах.
Вместе с тем, реформы второй половины XIX века открыли перед колонистами возможность участия в социально-политической жизни как на местном и региональном уровнях, так и в общероссийских рамках. Они активно включились в деятельность земских органов, где смогли применить свой богатый опыт по организации сельского самоуправления, заслужить авторитет среди местного населения и в ряде случаев выдвинуться на руководящие позиции. Наиболее ярким примером такого рода является Камышинское уездное земство Саратовской губернии, председателем управы которого восемь раз подряд (с 1866 по 1891 г.) избирался бывший глава сельского приказа колонии Таловка Петер Ляук.
С началом в России эпохи парламентаризма, наступившей после издания манифеста 17 октября 1905 года, ряд земских деятелей из числа колонистов был избран в Государственную Думу, как, например, Генрих Шелльхорн, прошедший путь от главы сельского приказа колонии Ровное до депутата от Самарской губернии. Примечательно, что в тех регионах, где доля колонистов в общем составе населения была невелика (Крым, Северный Кавказ), депутаты немецкого происхождения проходили в Думу прежде всего благодаря голосам русских и украинских избирателей.
В этот же период, благодаря провозглашенной в Манифесте 17 октября 1905 года свободе общественных объединений, происходит спонтанное образование множества немецких союзов и клубов на региональном уровне, в рамках которых осуществляются контакты колонистов и городских немцев, живших до тех пор достаточно обособленно друг от друга.
Начало Первой мировой войны прервало этот процесс и крайне осложнило положение немцев в России. Их общественные объединения, учебные заведения, печатные издания были запрещены; в отношении немецких фирм в городах действовал бойкот; 250 тыс. немецких колонистов, служивших в российской армии, в 1915 году были переведены с западных участков фронта, а офицеры немецкого происхождения отстранены от командования. Принятие в 1915 году законов о ликвидации землевладения российских подданных немецкого происхождения привело к насильственному выселению более чем 200 тыс. колонистов из западных губерний в Поволжье, на Урал и в Сибирь. Такая же судьба ждала и немецких крестьян других регионов.
Реализации данных мер помешало начало Февральской революции 1917 года. Российские немцы приветствовали приход к власти Временного правительства, приостановившего действие ликвидационных законов, и активно включились в шедший в стране процесс политических преобразований. После пережитых в период войны невзгод, на волне общего подъема национальных движений в России, широкую поддержку находит идея объединения всех территориальных групп российских немцев от Бессарабии до Сибири. В ходе конгрессов, состоявшихся в Москве, Одессе и Саратове, был разработан проект создания Всероссийского союза российских граждан немецкой национальности. Структуры формирующегося Союза включились в работу по подготовке выборов в Учредительное собрание.
Таким образом, наконец, были сделаны важнейшие шаги на пути преодоления полуторавековой разобщенности различных групп немецкого населения России, отличавшихся друг от друга в историческом, социальном и конфессиональном отношении. Однако воплотить эти планы не позволили события октября 1917 года, предопределившие крутой поворот в судьбе немецкой диаспоры страны: остзейские немцы после провозглашения независимости балтийских государств оказались вне границ России, большей части немецкого населения городов удалось эмигрировать, в то время как подавляющему большинству немецких крестьян — бывших колонистов — суждено было на долгие годы стать объектом экспериментов новой власти в сфере социальной и национальной политики и пережить наиболее трагический период в своей истории.
Е.В. Бахмутская
——— • ———
назад вверх дальше
Оглавление
Российские немцы — истоки
