В сентябре 1917 года малотоннажная подводная лодка «Святой Георгий» под командованием старшего лейтенанта Ивана Ризнича завершила переход вокруг Европы: выйдя в июне из Генуи, форсировав Гибралтар, миновав коварный Бискай и зоны действия германских подлодок, обогнув Скандинавию, она благополучно ошвартовалась в Архангельске. Это [9] было первое в истории русского флота океанское плавание подводного корабля.
За десять лет до похода «Святого Георгия» — в 1907 году — в Либавском военном порту появились странные матросы. После побудки, молитвы и завтрака они уходили из казармы, неся клетки с белыми мышами. Лишь посвященные знали — это идут на свои таинственные корабли подводники. А мыши им нужны для того, чтобы определить по поведению зверьков загрязненность воздуха в отсеках. Ведь лодка уходила под воду с тем запасом кислорода, какой содержался в отсеках. И только.
Так начиналось в Либаве отечественное подводное плавание, во главе которого стоял талантливый деятельный офицер контр-адмирал Эдуард Николаевич Щенснович, бывший командир портартурского броненосца «Ретвизан»…
В те годы подводников называли смертниками. Многие видные адмиралы не верили в будущее подводного флота.
Англичанин Гэнней заявил: «Подводная лодка — в высшей степени занимательная игрушка». Ему вторил лорд Гошен: «В морской войне с подводными лодками считаться нечего». Знаменитый германский адмирал Альфред фон Тирпиц самоуверенно заявил: «Подводные лодки Германии не нужны!» И тем не менее… все ведущие страны лихорадочно строили подводные лодки! Ими обзаводились даже Турция и Греция.
В 1903 году в составе флотов у Франции было 34 подводных лодки, у Англии — 18, у США — 9, у Швеции — 7, у Италии — 2, у Германии и России — 0.
Правда, в восьмидесятые годы XIX века для русского флота было построено пятьдесят подводных лодок системы Джевецкого, то есть тогда, когда другие страны лодок не имели. Однако к концу века субмарины Джевецкого безнадежно устарели.
С одной такой лодкой Щенснович познакомился ещё в осажденном Порт-Артуре. Больше всех с ней возились как раз офицеры с «Ретвизана» и «Пересвета». Командиром лодки был мичман Борис Вилькицкий, будущий полярный исследователь. Но лодка эта была фактически полуподводной и имела ничтожную скорость хода. Это-то и помешало её боевому применению. Зато во Владивостоке к концу русско-японской войны было уже десять подводных лодок, которые несли дозорную службу и даже выходили в атаки.
«Наши пионеры подводного плавания, — писал русский подводник М.М. Тьедер, — спасли Владивосток от нашествия японского флота». [10]
Горячим сторонником развития подводного флота был адмирал Макаров. Английский адмирал Перси Скотт пылко заявил: «По моему мнению, подводная лодка вытеснит броненосец на море так же, как автомобиль вытесняет лошадь на суше». Во Франции в пользу подводных лодок рьяно выступали морской министр Камилл Пельтан, адмиралы Об и Фурнье, предлагавшие вместо линкоров построить «тучи аэропланов и подводных лодок».
В России к моменту назначения Щенсновича флагманом подводников тоже развернулась борьба двух направлений в вопросе о строительстве нового флота. За преимущественное развитие линейного флота выступали царь, морское министерство и морской генеральный штаб, почти все видные адмиралы и военно-морские теоретики, наконец, монополии и банки, развернувшие бешеную агитацию в печати. Царский военно-морской теоретик А.Д. Бубнов, например, заявлял: «Подводные лодки не имеют никакого боевого значения… Подводные лодки представляют из себя не что иное, как подвижные минные банки» (!!!). Ему вторил другой теоретик А.В. Колчак, будущий адмирал: «Идея замены современного линейного флота подводным может увлечь только дилетантов военного дела… Специально минный или подводный флот — фиктивная сила»…
В другой статье у Колчака места подводным лодкам вообще не нашлось! Он писал: «Вооруженная морская сила… исторически сложилась в форму линейного флота, дифференцирующегося на 4 типа — линейный корабль, броненосный крейсер, легкий крейсер и миноносец». Суть всех этих призывов сводилась к тому, что Колчак требовал не тратить миллионы рублей «на опыты», на «сомнительную и заведомо неудовлетворительную силу» — подводные лодки! Закономерно, что все реакционные силы России восстали против развития подводного флота. Даже вице-адмирал 3.П. Рожественский, столь позорно проигравший бой при Цусиме, не желая понять, что его авторитет после Цусимы равен нулю, выступил в газете «Русь» с яростным призывом «отказаться от 20 подводных лодок, которые навсегда останутся слепыми и беспомощными». В те годы только Щенснович настаивал на создании в России могучего подводного флота.
Минуя морского министра, Щенснович заявил царю: «Подводные лодки уже сейчас представляют собою серьезное боевое средство». С расчетами в руках он доказывал, что вместо одного броненосца можно построить минимум двадцать пять подводных лодок по 500 тонн водоизмещения или 60–80 лодок [11] по 120–250 тонн водоизмещения. Идеи адмирала Щенсновича, за которые он отважно и энергично боролся, можно свести к следующим принципам:
1. Строить подводный флот дома.
2. Иметь на всех морях мощные эскадры подводных лодок.
3. Строить большие лодки с большим радиусом действия.
4. Использовать лодки не только для обороны, но и для наступления.
5. Роль подводных лодок в будущей войне будет очень большой, если не решающей.
* * *
Теперь можно только поражаться прозорливости замечательного русского адмирала. Царя Щенснович убеждал: «В случае надобности мы могли совершенно самостоятельно построить большой подводный флот — были бы только для этого даны необходимые средства». Увы, царское правительство, раболепствуя перед иностранной техникой, упорно покупало американские лодки Лэка, намного уступавшие русским по боевым качествам.
О том, как строили американцы подлодки для русских, красноречиво говорит рапорт лейтенанта Я.И. Подгорного о ходе строительства «Кефали»: «Все не пригнано, косо и криво. Задний деревянный киль не защищен с боков железом, а поставлена просто деревянная болванка, плохо обтесанная. При самом легком прикосновении ко дну она, конечно, отлетит и вырвет с собою болты. Во многих местах швы текут. Заливаются они просто асфальтом или же забиваются паклей и щепками».
Лейтенант Подгорный встретился с самим Симоном Лэком, когда тот приехал в Либаву. Едва сдерживая негодование, Подгорный сказал:
— Ваша фирма, господин Лэк, обещала построить «Кефаль» в пятимесячный срок. Прошло уже восемь месяцев, а конца стройке не предвидится.
— Да, старые сроки давно истекли, — нисколько не смутившись, подтвердил Лэк.
— А новые сроки?!
— Не учтены.
Увы, неустойка не была оговорена в контракте, а Лэк уже получил три миллиона рублей из четырех по договору. Никто не знает, сколько он получил от японцев за то, чтобы строительство подлодок затянулось.
В своей докладной записке адмирал Щенснович взывал: «Неужели нам и в этом деле быть позади иностранцев и давать [12] им возможность учиться, как нас побеждать на наши же средства?
А заказ лодок за границей… к этому и приводит… Изобретатель г. Лэк, получив от нашего правительства почти миллион рублей как первый платеж за лодки, немедленно по заключении контракта открыл контору для постройки этих лодок в Берлине…» Увы, только небольшая группа подводников-патриотов — Н.Л. Кржижановский, М.Н. Беклемишев, И.И. Ризнич, М.М. Тьедер, В.Ф. Дудкин, В.А. Подерни, М.П. Налетов — разделяла тревоги Щенсновича и настойчиво пропагандировала подводное плавание в России.
«Подводники — это моряки будущего», — прозорливо утверждал лейтенант Тьедер. Любопытно, что Тьедер вопрос о развитии подводного флота связывал с проблемой прочного мира. «Только подводные лодки в союзе с аэропланами, — писал Тьедер, — могут положить наконец предел бесконечному увеличению государствами их военного бюджета, только они помогут всем странам наконец вздохнуть привольней в атмосфере мира, культуры и благосостояния. Эти новые смертоносные машины войны отрезвят наконец воинственный пыл наших правительств и в историю народов внесут тот перелом, тот мир, о котором до сих пор так безнадежно мечтали лучшие люди».
* * *
Страстным пропагандистом развития подводного флота был другой сподвижник Щенсновича, лейтенант И.И. Ризнич. «Для владения морем, как мы обыкновенно слышим, — писал Ризнич, — необходима линейная морская сила, так это было до сих пор, но не так это теперь… Средств против подводной лодки пока нет, а потому и можно сказать, что это оружие будущей войны… будет оружием страшным…»
Особую ярость реакционеров и королей угля и стали вызвали замыслы о создании больших лодок — подводных крейсеров. Ратуя за большие подводные лодки, тот же Ризнич писал: «Большие лодки с большим районом плаваний смогут самостоятельно совершать большие переходы для нападений в неприятельских портах, смогут подолгу держаться в океане… С помощью подводных лодок мы должны базировать всю охрану наших берегов на минной обороне и именно подводными лодками».
За активное использование подлодок выступал изобретатель первого в мире подводного минного заградителя М.П. Налетов. «Не отрицая пользы подводных лодок в береговой обороне, — [13] писал Налетов, — я нахожу, что подводная лодка, главным образом, должна быть оружием наступательной войны…» (!!!) На такие дальновидные утверждения не решился ни один зарубежный военно-морской авторитет.
Что касается больших лодок, то Ризнич писал: «Я не вижу ничего невозможного в появлении, может быть и в недалеком будущем, подводной лодки водоизмещением в 18000 тонн!»
Но даже проект «подводного крейсера» в 4500 тонн инженера Б.М. Журавлева в 1911 году вызвал лишь насмешки царских адмиралов, автор проекта получил выговор за «настойчивое домогательство» и «внесение смуты и брожения в умы». Против проекта высказался и главный строитель подводных лодок в России генерал-майор И.Г. Бубнов, считавший, что лучше построить пять подлодок типа «Барс», чем один «подводный крейсер».
А между тем жизнь оправдала предвидения Щенсновича, Ризнича, Кржижановского, Журавлева, Налетова, ратовавших за строительство больших подводных лодок. В наши дни как раз лодки большого водоизмещения составляют главную силу подводных флотов (например, первая американская субмарина типа «Трайдент» имела водоизмещение около 19 тысяч тонн).
* * *
В свой Учебный отряд подводного плавания — завязь будущих подводных сил России — Щенснович отобрал семь офицеров и двадцать матросов, руководствуясь такими критериями: «Каждый человек, выбранный на службу на лодках, должен быть высоко нравственный, не пьющий, бравый, смелый, отважный, не подверженный действию морской болезни, находчивый, спокойный, хладнокровный и отлично знающий дело». В эту великолепную семерку первых офицеров-подводников был зачислен и двадцативосьмилетний лейтенант Ризнич, бывший водолазный офицер с броненосца «Георгий Победоносец» и будущий командир подводной лодки «Святой Георгий».
Ризнич пришел в отряд не учиться, а обучать, ибо ко времени создания «подводной дружины Щенсновича» он обладал изрядным опытом командира-подводника. Он наверняка гордился тем, что ещё в 1904 году стажировался на «Дельфине» — первой русской субмарине у самого кавторанга Беклемишева, подводника № 1.
…В Лиепае (бывшей Либаве) и сейчас ещё стоят краснокирпичные фигурные корпуса казарм, в которых жили первые русские подводники. Какая отважная дерзновенная [14] жизнь кипела в их стенах на заре века! Все вновь, все неизведанно — и каждый фут глубины, и каждая походная миля на утлых, опасных подводных снарядах, в которых скептики видели скорее «аппараты», чем боевые корабли. Невольно хочется сравнить эту когорту энтузиастов с первым отрядом космонавтов: ведь и они, эти «охотники» — мичманы и лейтенанты, — стояли перед тем же порогом небывалого, за которым простиралась пусть не бездна Вселенной, но бездна Океана. Недаром водные недра нашей планеты называют «гидрокосмосом». Дух поиска и эксперимента, риска и удали разительно отличал Учебный отряд подплава от других частей и заведений императорского флота, погруженного после Цусимы в анабиоз позора и уныния.
Командир либавского военного порта возмущался тем, что подводники не впускают его в эллинги с засекреченными субмаринами, тогда как простые мастеровые входили туда беспрепятственно.
Командир либавского порта писал в Петербург жалобы и доносы на Щенсновича и его людей. А Щенснович в ту пору работал над документом, который по праву можно назвать первым «Уставом подводного плавания». Щенснович добивался строительства бассейна для своих лодок, теребил начальство, требуя средств на развитие учебной базы отряда. Столь же беспокойными и деятельными были и ближайшие его помощники — командиры учебных подводных лодок лейтенанты Ризнич, Власьев, Гадд-второй, Заботкин…
Ризнич составил первый «Словарь командных слов по управлению подводными лодками», лейтенант Белкин разрабатывал тактику ночных атак. Это стоило ему жизни. Во время учебной атаки подводную лодку «Камбала», на которой находился Белкин, нечаянно таранил линкор «Ростислав».
Питомцы отряда учились не в классах, учились прямо на подводных лодках, учились в море. Тонули, горели, садились на мели, но горькая соль морского опыта уточняла инструкции, рекомендации, правила для тех, кто поведет потом свои «Барсы» и «Пантеры» в боевые походы сначала первой мировой, а потом и гражданской войн…
Не раз на флоте добрым словом вспоминали Щенсновича за его поистине подвижническую деятельность по созданию на Балтике первого отряда подводников.
Впечатляет и краткий перечень того, что сделано им для становления подводного плавания. Создан на деле (а не на бумаге) Учебный отряд подводного плавания. В нем не только обучали офицеров и матросов-подводников, но и регулярно передавали [15] флотам приведенные в боевую готовность лодки вместе с экипажами. Был сооружен бассейн для стоянки двадцати лодок. Устроены пирсы для швартовки лодок, станция для пополнения запасов электрической энергии и сжатого воздуха. Установлен опреснитель. Построен эллинг с док-мостом для подъема с воды лодок на зиму.
Все подводные лодки обязательно проводили атаки учебного корабля «Хабаровск» и других военных кораблей. Требовалось провести удачные выстрелы, прежде чем лодка будет замечена. Ежегодно лодки посещали все порты Балтийского моря. Со временем преобразовалась и плавучая база отряда — транспорт «Хабаровск». На нем установили две динамо-машины, компрессоры высокого давления, опреснитель и рефрижератор. Благодаря интенсивной деятельности Учебного отряда, были подготовлены квалифицированные специалисты, сумевшие достойно представить русский подводный флот в первую мировую войну.
Помимо всего прочего, флагман русских подводников разрабатывал тактику подлодок и методику обучения экипажей, он заложил основы профессионального отбора подводников и изучал психологию людей, заключенных в тесное замкнутое пространство стального корпуса. При всей широте своих планов и замыслов Щенснович вникал в такие «мелочи», как покрой дождевого платья для верхней вахты или замена казенной водки в рационе подводников на горячий грог, «ибо последний обладал более сильным противопростудным действием».
Однажды подводная лодка лейтенанта Ризнича задержалась с возвращением в Либаву из Риги на несколько суток. Своё опоздание командир объяснял тем, что не смел нарушить запрет начальника отряда закупать бензин у частных лиц.
«К сведению господ офицеров, — писал в приказе по этому поводу Щенснович, — впредь руководствоваться только интересами дела, даже если приходится поступать вразрез с моими распоряжениями».
Прекрасно сказано — по-нахимовски, по-макаровски!
Смерть Эдуарда Николаевича Щенсновича в 1911 году явилась тяжелой потерей для подводного плавания России.
Его место занял контр-адмирал П.П. Левицкий, бывший цусимец, командир крейсера «Жемчуг», человек, который вместе с сыновьями-моряками достойно продолжил дело первого флагмана русских подводников. О нем высоко отзывался замечательный флотский прогрессист адмирал Н.О. Эссен. [16]
Было бы величайшей несправедливостью не вспомнить здесь имя одного из конструкторов и командира первой русской боевой подводной лодки «Дельфин» Михаила Николаевича Беклемишева.
В 1936 году в Ленинграде в доме близ Поцелуева моста через Мойку тихо скончался на 78-м году жизни «русский капитан Немо». Некрологов в газетах, к сожалению, не было…
Умирая, он сказал сыну: «На могилу мою не ходи. Для тебя я навсегда ушел в море»…
Рассказывать об этом человеке трудно, ибо от всей его замечательной жизни остались лишь пара изломанных фотографий да никогда не видевшие его внук и внучка, чья память сберегла о деде очень немногое. Затоптана его могила в Александро-Невской лавре. Давным-давно разобрано на металл стальное детище Беклемишева — «Дельфин», — даже закладной доски не сохранилось, затерялись в недрах архивов и чертежи этой первой русской подводной лодки, так что не смогли отыскать их и авторы фундаментального труда «Подводное кораблестроение в России». И все же…
С переломанного наискось картонного паспорта, украшенного некогда золочеными виньетками, печально и строго смотрит седоватый офицер. На белом кителе погоны капитана первого ранга. Острые усы и бородка делают его похожим на писателя Бунина и Дон-Кихота одновременно.
——— • ———
назад вверх дальше
Содержание
Книги, документы и статьи
