При чтении литературы и исторических источников нередко возникают затруднения с произношением некоторых фамилий: где, например, ставить ударение в фамилиях, часто упоминаемых в конце XIX — начале XX в. государственных и общественных деятелей Авдакова, Гурко, Керенского, Коковцова, Обухова, Половцова, Ухтомского, Шилова? Ответ на этот вопрос можно найти не во всех случаях. Прежде всего следует обратить внимание на окончание –ов в фамилиях типа Коковцов и Половцов, определенно указывающее на то, что ударение должно быть на последнем слоге. Иногда ударение подсказывается изменением фамилии по падежам. Так, в письмах К.П. Победоносцева Александру III говорится, что автор был «занят у Гурки» и «послал бумагу Гурке». Отсюда следует как будто, что фамилия эта произносилась как Гурко. Ударение может быть установлено и путем выяснения происхождения фамилии. Князья Ухтомские, например, имели вотчину на реке Ухтоме. Но и общепринятые до революции ударения в некоторых фамилиях могли быть уже искаженными. Так, потомки Голицыных и Прозоровских уверяют, что их фамилии должны были произноситься как Голицыны (род вел начало от некоего Голицы) и Прозоровские.
Итак, в XVIII — начале XX в. происходят важные изменения в функционировании русской именной формулы. Отмеченные особенности её использования дают возможность по имени (менее всего), отчеству и фамилии во многих случаях определить социальную принадлежность их обладателя, и в особенности принадлежность к дворянству.
Некоторые известные дворянские фамилии (Нарышкины, Одоевские и др.) сами по себе являлись как бы титулом.
Существовали и специальные почетные фамилии — титулы, пожалование которых чаще всего сопровождалось награждением родовым титулом. Заимствовав древнеримский обычай давать военачальникам почетные прозвания по названиям тех мест, где ими были одержаны выдающиеся победы, в России практиковали в подобных случаях награждать победителей добавлением к их родовым фамилиям почетных наименований в виде добавочных фамилий с титулом или без него{9}. Еще в начале XVIII в. первым подобное наименование получил А.Д. Меншиков — титул Светлейшего князя Ижорского. При Екатерине II графу А.Г. Орлову за победу над турецким флотом при Чесме было дано наименование Чесменский. Князь В.М. Долгоруков за присоединение Крыма к России был награжден шпагой с алмазами и алмазными знаками к ордену Св. Андрея Первозванного, а также фамилией Крымский, хотя претендовал на чин фельдмаршала. Граф П.А. Румянцев за переход через р. Дунай получил титул Задунайского. Генерал-аншеф И.И. Меллер за взятие Очакова был награжден орденами Св. Андрея Первозванного и Св. Георгия 2-й степени, возведен в баронское достоинство и получил наименование Закомельского (по названию пожалованных ему земель за р. Комелью). А.В. Суворов за победу на р. Рымнике получил титул графа с добавлением к фамилии наименования Рымникский, а затем при Павле I за швейцарско-итальянский поход еще титул князя Италийского. В 1813 г. за победы над французами в пределах Смоленской губернии в ходе войны 1812 г. князь М.И. Голенищев-Кутузов получил наименование Смоленский.
За раскрытие заговора декабристов офицеру русской армии И.В. Шервуду было дано наименование Верный. В 1827 г. титул графа Эриванского получил И.Ф. Паскевич; позднее за подавление польского восстания он получил дополнительно наименование Светлейшего князя Варшавского. В 1829 г. И.И. Дибичу было пожаловано графское достоинство и наименование Забалканский (за переход через Балканы). За взятие турецкой крепости Карс (1855 г.) генерал Н.Н. Муравьев получил фамилию Муравьев-Карсский. Наконец, последним из военных в 1858 г. дополнительной почетной фамилией Амурский был награжден генерал-губернатор Восточной Сибири (1847–1861 гг.) генерал-адъютант граф Н.Н. Муравьев в память присоединения Амурского края к России. [На денежной купюре в 5 тыс. руб. (на 2010 г.) изображен памятник генерал-губернатору Сибири Н.Н. Муравьеву-Амурскому. — В.Р.]
Во всех отмеченных случаях почетные фамилии давались военным, хотя не только за воинские подвиги. Но аналогичная практика имела место и в гражданской сфере. В 1866 г. за спасение Александра II от выстрела Д.А. Каракозова крестьянин О.И. Комиссаров получил дворянское звание и добавление к фамилии — Костромской. Несколько раньше Казанское литературное общество, занимавшееся исследованиями Средней Азии, наградило немецкого путешественника Г. Шлягенвейта за переход через горный хребет Кююлюнь званием Закююлюнский. Это звание было утверждено за Шлягенвейтом в виде родовой фамилии баварским правительством. В 1906 г. почетное добавление к фамилии за научные исследования получил выдающийся русский географ член Государственного Совета П.П. Семенов-Тян-Шанский.
Практика награждения почетными фамилиями вызвала в обществе стремление давать печально-известным личностям аналогичные сатирические фамилии-прозвища. Так, когда за перестройку Зимнего дворца после пожара 1837 г. П.А. Клейнмихель в числе других наград получил графский титул, граф К.Ф. Толь предложил присвоить ему фамилию Клейнмихель-Дворецкий. Графа М.Н. Муравьева после участия его в подавлении польского восстания 1863 г. и управления Виленским генерал-губернаторством стали называть Муравьевым-Виленским (в отличие от брата Муравьева-Карсского и однофамильца Муравьева-Амурского), хотя официально он этого наименования не получал.
В демократических же кругах ему была дана кличка Муравьев-Вешатель. Наконец, когда С.Ю. Витте после заключения Портсмутского мира с Японией получил титул графа, его противники стали называть его графом Полусахалинским (поскольку половина о-ва Сахалин была уступлена Японии).
В XVIII и XIX вв. в дворянской среде сохранялось очень большое внимание к родственным, свойским (через брак) и кумовским (связи по обряду крещения) отношениям, в особенности же, конечно, к первым, что и получило отражение в исторических источниках и литературе. Это было обусловлено несколькими причинами. Прежде всего, бытовыми традициями и догматами церкви. Обычно человек воспринимался не только с учетом его индивидуальных качеств, но и как принадлежащий к определенному роду и семье, доверие к которым распространялось и на их представителей (как говорили, «по отцу и сыну честь»). Хотя и было известно, что «в семье не без урода», существовала убежденность в передаче моральных качеств чуть ли не генетически. Убежденность эта основывалась (может быть, и не вполне справедливо) на очевидной общности внешних особенностей представителей отдельных родов. Так, отмечалось, что дети княгини М.А. Долгорукой «все до единого отличались породистой красотой. Красивые до того, что нельзя было бы себе представить кого-нибудь из Долгоруких с заурядным лицом». «Замечательно красивой» считалась и одна из ветвей рода князей Трубецких. Наоборот, род принцев Ольденбургских был известен своим уродством.
Под родом имелась в виду совокупность людей разных поколений, происходивших от одного предка. Счет велся по мужской линии, и родоначальником также являлся мужчина. В генетическом отношении с равными основаниями можно было бы вести родоисчисление от женского предка и по женской линии. Выбор мужской линии есть правовая условность. Личность родоначальника тоже условна, поскольку любой родоначальник имеет предков и начало рода может быть отодвинуто в глубь времен. Обычно родоначальником считается самый ранний предок, о котором сохранились известия. Чаще всего это предок, с именем которого связывались определенные заслуги перед Отечеством, или тот, кто перешел на российскую службу «из чужих краев». Нередко представители одного и того же древнего рода имели разные фамилии, поскольку последние возникли позже начала родоисчисления. Потомки, находившиеся на равном удалении от общего предка, составляют одно родовое поколение. Уже в четвертом поколении родственники (праправнуки предка) слабо ощущали своё родство. Потомство братьев образовывало особые ветви рода. Потомки лиц, получивших дворянство, а тем более родовые титулы, образовывали особую линию рода (дворянскую, графскую и т.п.). В этом случае можно наблюдать ситуацию, когда, например, один из братьев — дворянин, а другой — нет.
Осознание своей принадлежности к роду, чья история связана с историей Отечества, чья общественная репутация ничем не запятнана и является общим достоянием рода, ответственность перед потомками за её сохранение — все эти соображения и мотивы являлись источником и основой высокого развития чувства чести [выделено автором сайта]. Ясное представление о собственном родстве и внимание к чужому обычно считались несомненными достоинствами личности. Так, один из мемуаристов отмечал, что княгиня Д.П. Оболенская «любила службы, твердо помнила родню каждого и говорила охотнее всего по-русски».
Значение родственных отношений во многом определялось тем, что дворянские семьи в большинстве случаев были многочисленными (6–12 детей было нередким явлением), а это означало, что дворянская семья должна была в каждом поколении породниться с несколькими другими родами. При сравнительной немногочисленности дворянства родственные связи между родами уже через 3–4 поколения оказывались сложно переплетенными. Внимание к родственным связям побуждалось, в частности, и запрещением церковью браков между близкими родственниками. Браки разрешались лишь, грубо говоря, за пределами троюродного родства. Кроме того, должны были учитываться и брачные связи родственников брачующихся.
Другой важной причиной внимания к родству было его значение в осуществлении имущественных прав, особенно права наследования. Иногда за отсутствием близких родственников громадные состояния переходили к другим родам по женской линии. Так, в середине XIX в. в род графов Рибопьер перешло «огромное потемкинское наследство, что вполне давало возможность блеснуть самой широкой роскошью». Хотя в данном случае, по наблюдениям одного из современников (К.Ф. Головин), «роскоши, как чего-то совсем ненужного и даже неизящного, не чувствовалось вовсе». В 1888 г. майоратное имение Светлейших князей Воронцовых по женской линии перешло к графу М.А. Шувалову вместе с титулом, гербом и фамилией. Когда в 1904 г. пресекся и род Воронцовых-Шуваловых, имущество его последнего представителя (400 тыс. руб. ежегодного дохода) перешло в род графов Воронцовых-Дашковых.
Оказание помощи родственнику (и свойственнику) и даже прямая протекция по службе считались обязательными. Вспомним Фамусова из «Горя от ума», который окружил себя на службе «детками» сестры и свояченицы и объяснял, что не может «не порадеть родному человечку» в назначении на должность и представлении к ордену.
Наконец, родственные отношения давали правовую основу для наследования дворянства, дворянских фамилий и родовых титулов, что для нас в данном случае особенно важно. Иногда дело было даже не в наследовании родового титула, а в выяснении близости по родству или свойству данного лица к известным в русской истории деятелям или титулованным особам.
Различалось родство в пределах рода и вне его (потомки дочерей и сестер), а также по прямой (дед — отец — сын и т.д.) и по боковой (брат, дядя, племянник и т.д.) линиям. Круг «живых», действительно функционирующих родственных и свойских отношений обычно получает отражение в бытующей терминологии, обозначающей эти отношения. В России XVIII — начала XX в. эта терминология была следующей (напомним её, рассуждая от первого лица мужского рода и называя родство преимущественно по мужской линии, имея в виду, что женская его линия аналогична). Вверх, к предкам: отец, дед, прадед, прапрадед, пращур (всякий дальний предок). Вниз, к потомкам: сын (дочь), внук, правнук, праправнук. Сын брата — племянник, сын племянника (внук брата) — внучатый племянник. Дочь брата — племянница и т.д. Брат отца — дядя (его жена — тётка), сын дяди — двоюродный брат, его сын — двоюродный племянник. Двоюродный брат отца — двоюродный дядя, его сын — троюродный брат, сын же троюродного брата — троюродный племянник. Двоюродные брат и сестра могли называться короче (на французский манер) — кузен и кузина. Троюродный брат иногда именовался «внучатым братом».
В общем плане, свойственниками считаются лица, не являющиеся родственниками друг другу, но имеющие общих родственников. Свойство появляется в результате браков, поэтому и свойственники — это родственники жены (соответственно — мужа), жен сыновей и братьев, а также мужей сестер и дочерей (не по нисходящей линии).
Отец и мать жены — тесть и теща (а отец и мать мужа — свекор и свекровь). Брат жены и его жена, шурин и невестка: сестра жены и её муж — свояченица и свояк. Для жены брат мужа — деверь, а жена деверя и сестра мужа — золовки. Муж сестры — зять.
Жена сына — сноха или невестка; муж дочери — зять. Родители жены сына и мужа дочери — сват и сватья. Жена брата — свояченица.
Отношения с родственниками свойственников также принимались во внимание и назывались полусвойством. Так, К.Ф. Головин считал Ф.М. Толстого (музыкального критика и композитора) своим «полусвойственником», поскольку тот приходился братом его дяде — мужу сестры матери (в этом случае дядя являлся свойственником Головина).
Особого рода отношения проистекали из повторного супружества с усыновлением детей от первого брака супруги. Эти дети являются для второго супруга приемными (пасынок и падчерица), а для его детей от первого брака — сводными братьями и сестрами. Дети мужа от его первого брака становятся сводными детьми его новой жены в силу заключения нового брака. Дети одной матери от разных мужей называются единоутробными, а дети одного отца от разных матерей — единокровными. При отсутствии потомков и сродников мужского пола можно было с разрешения Императора усыновить своих законнорожденных родственников в младшем колене для передачи им при жизни своей фамилии и герба. Обнаружить свойство обычно гораздо сложнее, чем установить родство, поскольку в первом случае чаще всего меняется фамилия. Приведем такой пример — своей удачной карьерой министр финансов М.Х. Рейтерн был во многом обязан покровительству поэта В.А. Жуковского, который был женат на его двоюродной сестре (первый — двоюродный шурин, второй — двоюродный зять). Это обстоятельство легко могло ускользнуть от внимания исследователя, если бы не указания сына родной сестры Рейтерна барона В.Г. Нолькена в написанной им биографии министра.
В формировании родственных отношений решающее значение имели прежде всего супружеские связи в разных их вариациях и на разных общественных уровнях.
В России довольно долго допускались браки Монархов (и членов Царствующего Дома) с подданными. В допетровский период незадолго до брака невеста объявлялась «Благоверной Царевной», а Царский тесть менял своё прежнее крестное имя. Вследствие таких браков родственники Царицы оказывались в свойстве с Царствующей Фамилией, что, разумеется, сказывалось на их карьере. Так, действительным камергером был внучатый брат Царицы Натальи Кирилловны С.Г. Нарышкин, гофмаршалом и графом — А.М. Ефимовский, камергером и графом — Ю.С. Гендриков, её двоюродные братья. Камер-юнкером состоял родной племянник Царицы Евдокии Федоровны Ф.А. Лопухин. Статс-дама графиня Е.И. Разумовская (урожденная Нарышкина), была внучатой сестрой Императрицы Елизаветы Петровны.
В послепетровское время жены для членов Российского Императорского Дома стали избираться из членов Владетельных Домов Западной Европы. Но вместе с тем большое влияние приобрели царские фавориты Г.Г. Орлов, Г.А. Потемкин и др. Ясно, что никакой правовой основы явление фаворитизма не имело.
В XIX веке супружеские отношения членов Императорской Фамилии с лицами, не принадлежавшими к другим владетельным домам, стали оформляться морганатическими браками. В церковном и гражданском отношениях эти браки не отличались от обычных законных браков. Но одна из сторон вместе с потомством была ограничена в правах. Если к Императорской фамилии принадлежал муж, то жена и дети, рожденные в морганатическом браке, не носили фамилии мужа и отца и не пользовались его титулом, фактически начиная род матери.
В Императорской Фамилии первый морганатический брак был заключен между Цесаревичем Константином Павловичем и польской графиней Иоанной Грудзинской, получившей с потомством фамилию и титул Светлейшей княгини Лович. Дочь Николая I Великая княгиня Мария Николаевна в первом браке была за герцогом Максимилианом Лейхтенбергским. Их детям (российским подданным православного вероисповедания), т.е. внукам Николая I, были даны фамилия и титул князей Романовских. Морганатическая жена одного из отпрысков этого рода, Зинаида Дмитриевна Скобелева (сестра известного генерала) получила родовую фамилию мужа де Богарне с графским титулом (взамен титула маркиза, не употреблявшегося в России). Дочь А.С. Пушкина Наталья Александровна в морганатическом браке с герцогом Нассауским именовалась графиней Меренберг. Наконец, как уже отмечалось, в 1880 г. Александр II вступил в морганатический брак с княжной Е.М. Долгоруковой, которая получила титул Светлейшей княгини Юрьевской. В данном случае смысл морганатического брака заключался в отстранении супруги и детей от всяких прав на престолонаследие.
Вследствие традиционных браков членов Российской Императорской Фамилии с Немецкими Владетельными Домами, петербургская аристократия воспринимала Императорскую Фамилию как преимущественно немецкую. По свидетельству А.А. Половцова, когда в 1886 г. права дальних потомков Императора были несколько ограничены, один из Великих князей сетовал на то, что петербургская аристократия «радуется этой мере, говоря, что они — рюриковичи, а мы — немцы-гольштинцы, в коих и романовской крови не осталось, а что сказали бы Долгорукие или Оболенские, если бы у их потомства отняли принадлежащий им титул?».
Родственные связи рассматривались как достаточное основание для пожалования родовых титулов, чинов и даже орденов. Так, действительный камергер граф А.А. Бестужев-Рюмин в 1762 г. за заслуги отца (канцлера) был награжден чином действительного тайного советника, мать государственного канцлера Светлейшего князя А.А. Безбородко в 1797 г. была пожалована в статс-дамы и награждена орденом Святой Екатерины; в следующем году графское достоинство было дано трем сыновьям К.Е. Сиверса (графа Священной Римской Империи с 1760 г.) за заслуги старшего из них.
В результате обряда крещения крестник приобретает крестного отца (крестного) и крестную мать (последние не должны были быть близкими родственниками ни крестнику, ни между собой). Крестный отец родителям крестника и крестной матери доводится кумом (крестная мать — кумой). Складывавшиеся между всеми этими лицами отношения считались очень серьезными и взаимообязывающими, сохраняющимися в течение всей жизни. Очень лестным считалось, когда крестным отцом был сам Царь, или другие представители Императорской Фамилии. Такие случаи бывали нередки. Правда, чаще всего при крестинах Царя замещали другие лица по его избранию. Например, Александр I считался крестным отцом М.В. Петрашевского — сына известного врача, а представителем его при крещении был граф М.А. Милорадович — Петербургский генерал-губернатор. Великий князь Константин Павлович крестил сына другого видного врача Г.И. Белинского — Виссариона.
С.Ю. Витте рассказывает о ситуации, возникшей в его семье. Рассказ этот хорошо иллюстрирует внимание к связям между родами. Приемная дочь Витте вышла замуж за К.В. Нарышкина, фамилия которого, как мы уже отмечали, была в дальнем родстве с Романовыми. За брата Нарышкина вышла замуж старшая дочь принца К.П. Ольденбургского после развода со своим первым мужем штабс-ротмистром князем Г.А. Юрьевским, сыном Императора Александра II от морганатического брака. Таким образом, брат зятя Витте оказывался мужем бывшей жены сводного брата Александра III. Или: золовка приемной дочери Витте была в первом браке снохой Александра II и свояченицей Александра III. Понятно, что линия свойства между Витте и Александром III тут была прервана, но вся эта комбинация казалась Витте заслуживавшей внимания, тем более что в своих рассуждениях он еще дважды выходит на свойство с людьми, близкими к Императорской Фамилии (Нарышкины и Ольденбургские).
——— • ———
назад вверх дальше
Оглавление
Книги, документы и статьи
