Род первого русского подводника уходит в историю России двадцатью двумя коленами — к началу XV века.
Зимой 1525 года на берегу Москвы-реки ратные люди великого князя Василия Ивановича отрубили голову Ивану Беклемишеву, бывшему послу в Польше и Крыму, — «за дерзкие слова против Государя». Говорят, это случилось против Москворецкой башни Кремля, и с тех пор она зовется Беклемишевской{2}.
Род Беклемишевых давал России послов и стольников, воевод и полковников… «Достойно замечания, — отмечал известный русский генеалог В.П. Долгоруков, — что князь Михаил [17] Федорович Пожарский, отец князя Дмитрия Михайловича, женат был на Евфросинье Федоровне Беклемишевой, и Илларион Матвеевич Голенищев-Кутузов, отец князя М.И. Кутузова-Смоленского, также был женат на девице Беклемишевой, — таким образом, главные вожди российских войск в великие 1612 и 1812 годы оба происходили по женскому колену из фамилии Беклемишевых».
К этому надо добавить, что и в жилах Александра Сергеевича Пушкина текла толика беклемишевской крови{3}. Так что в том, что и великий русский поэт и первый русский подводник закончили свой жизненный путь на берегах Мойки, есть, наверное, своя историческая логика.
В родовом гербе Беклемишевых были и львы, и орлы. И если бы революция не упразднила департамент герольдии, в древнем гербе, наверное, появился бы новый символ — дельфин, символ подводного флота.
Мы уже говорили, что изобретать первые подводные лодки брались кто угодно, кроме военных моряков. И вот наконец за дело взялись профессионалы: инженер-кораблестроитель и моряк-минер — Бубнов и Беклемишев. Одному, Бубнову, — всего лишь 28, он только что блестяще окончил Морскую академию (его имя выбито на мраморной доске); второй немолод — ему за сорок, и он немало поплавал, командуя канонерскими лодками береговой обороны. Сошлись талант и дерзость, опыт и расчет. Работы велись в строжайшей тайне. Запрещено было употреблять в документах и переписке слова «подводная лодка». Подводный корабль именовался сначала, как «Миноносец № 113». Вскоре номер заменили именем «Дельфин», и потом ещё долгие годы подлодки маскировались термином «миноносцы типа «Дельфин».
Прежде чем браться за неизведанную работу, Беклемишев, никому неизвестный преподаватель кронштадтских минных классов, побывал в США, в Англии, Германии и Италии — в тех странах, где бешеными темпами, оглядываясь на соседей — не обогнали бы, — строились подводные лодки. Беклемишеву удалось поприсутствовать во время одного погружения лодки знаменитого Голланда.
Любой конструктор, прежде чем сесть за чертежный стол, изучает все, что создано в его области коллегами и предшественниками. Именно так поступили Бубнов с Беклемишевым — они обобщили сведения, добытые Михаилом Николаевичем, и разработали свой оригинальный проект, основные принципы которого [18] соблюдались русскими кораблестроителями лет пятнадцать.
К 1900 году ни в одном военно-морском флоте мира не было боевых подводных лодок. Но зато в первые три года нового века морские державы: Америка, Франция, Германия, Италия, Англия — наперебой принялись строить подводные торпедоносцы. Не отставала и Россия, а кое в чем и опережала…
Если сравнить две соразмерные лодки — русскую «Дельфин» и американскую «Фультон» (фирма Голланда), то сравнение будет не в пользу заокеанских конструкторов. «Дельфин» погружался на двадцать метров глубже «Фультона» (50 м против 30 м), ходил над водой быстрее на полтора узла, в два раза мощнее был вооружен (два торпедных аппарата вместо одного). Единственное, в чем уступал он «Фультону», — в дальности плавания.
Создав «Дельфин», Бубнов с Беклемишевым разработали проект новой лодки с несколько большим водоизмещением — в 140 тонн. Головной корабль назвали «Касатка». За ней пошли «Скат», «Налим», «Макрель»…
Русский подводный флот зарождался не в тихой заводи. Огненный водоворот русско-японской войны втягивал в себя новорожденные корабли прямо со стапелей. Зыбкие, опасные — скорее для своих экипажей, чем для врага, — эти ныряющие кораблики смело уходили не в море даже — в Тихий океан и занимали там боевые позиции.
По сути дела то были полуэкспериментальные образцы, не прошедшие толком ни заводских, ни полигонных испытаний, с недообученными командами, с безопытными офицерами. Но даже в таком виде семейство стальных дельфинов внушало серьезные опасения японскому флоту. Корабли микадо так и не рискнули приблизиться к Владивостоку, боясь его отчаянных подводных лодок. А выпускал их в море Беклемишев. Он тоже проделал тысячеверстный путь вместе со своими первенцами.
И все-таки «Дельфин». Год рождения — 1903-й. Какой седой стариной веет при взгляде на фото «Дельфина», лежащее рядом со снимком современного атомохода. Трудно поверить, что этот утлый стальной челн и могучий подводный гигант отделяет всего каких-нибудь пятьдесят лет — неполная человеческая жизнь.
Верхний рубочный люк, закрывающийся, как пивная кружка, круглой откидной крышкой, угловатые обводы, хиленькая мачта и самоварного вида воздухозаборник. [19]
Но это первенец, пионер, родоначальник. Честь и слава ему! Отсалютуйте ему флагами, подводные крейсера.
«С особой остротой, — писал историк отечественного подводного флота Г.М. Трусов, — возникла проблема подготовки команд и офицеров для строившихся подводных лодок. В те годы в России не было никакой организации для подготовки специалистов-подводников. Единственным авторитетом в этом вопросе считался Беклемишев; на него и возложили дело подготовки кадров для строившихся подводных лодок».
* * *
Потом, несколько лет спустя, на смену Беклемишеву придет первый «подводный адмирал», Эдуард Николаевич Щенснович. «А генерал-майор по адмиралтейству Беклемишев станет заведующим отделом подводного плавания в Главном морском штабе, членом Морского технического комитета. С каким же удивлением и с каким восторгом первые слушатели подводных классов увидели, что вместе с ними конспектируют лекции Щенснович, Беклемишев и Бубнов. Зачинатели русского подводного плавания, не кичась чинами, опытом, заслугами, прошли вместе с юными мичманами и новоиспеченными лейтенантами весь курс подготовки офицера подплава. Они понимали, как важно упрочить авторитет нового на флоте дела, поднять в глазах военных моряков престиж подводницкой профессии. Увы, в те времена он был невысок.
«Мало кто из офицеров флота мечтал о службе на подводных лодках, — признавался один из первых выпускников отряда старший лейтенант Василий Меркушев{4}, — едва двигавшихся, плохо погружавшихся и таящих в технической своей неразработанности массу неприятностей. До 1910 года был случай, когда один офицер командовал двумя и даже тремя лодками, когда на лодке, кроме её командира, не было ни одного офицера. Тем не менее к началу войны все же мы имели вполне достойный и хорошо подготовленный личный состав».
Немалая заслуга в том была Михаила Николаевича Беклемишева. Вместе с другими подвижниками подводного дела, сломив барьеры рутины и недоверия, он добился, чтобы в судостроительной программе 1909 года было предусмотрено и широкое развитие подводных сил. К 1921 году в подводном [20] флоте России предполагалось иметь 15 адмиралов; 881 офицера, свыше 10 тысяч кондукторов{5} и матросов.
Много помешали делу развития подводного флота в России и промышленники Путилов, Рябушинский, Вышнеградский. На словах все они были патриотами, а на деле создавали преступные синдикаты, совместно повышали цены на продукцию промышленного производства, отчего стоимость строительства русских подводных лодок была втрое (!) выше, чем иностранных. Выход был — в национализации всех предприятий, работающих на оборону. Но на это царское правительство не решалось. И здесь заведующему подводным плаванием Щенсновичу приходилось вести отчаянную борьбу за то, чтобы вырвать хоть какие-нибудь дополнительные кредиты на подводное судостроение, на улучшение содержания действующих лодок и их баз.
Царизм решил проблему просто: все молодые офицеры-подводники, слишком рьяно выступавшие за создание не линейного, а подводного флота, были уволены (и Тьедор, и Кржижановский, и Ризнич). И лишь Щенснович мужественно — в одиночку — продолжал отстаивать дело развития подводного флота в России.
«Я пришел к убеждению, — писал Щенснович, — что мы умеем владеть подводными лодками всех имеемых у нас типов, что лодки составляют могущественное оружие в руках наших офицеров и команд, но что следует значительно увеличить число имеемых лодок».
Да, царизм продолжал тратить основные денежные суммы на строительство линкоров. Да, в первую мировую войну Россия вступила с недостаточным числом устаревших подводных лодок (но заметим, что и на них русские подводники сумели сорвать планы кайзеровских стратегов сделать Балтику «немецким» морем и загнать русский флот в Финский залив). Да и обеспечение подводного флота оставляло желать лучшего. И все же деятельность Щенсновича не осталась втуне, так как от года к году все большее место занимали подводные лодки в кораблестроительных программах.
Русский флот пополнился целой серией «барсов», и лодок типа «АГ» («американский Голланд» — на самом деле ничего «американского» в этих лодках, строившихся в России, не осталось). [21] В русском флоте появился первый в мире подводный минный заградитель, впервые в России появились и многие важные изобретения для подводного дела (торпедная стрельба залпом-веером, 12 торпедных аппаратов на «барсах», «шнорхели» и другие). По программе «спешного» усиления Российского императорского флота предполагалось построить 57 подводных лодок.
Первая мировая война заставила отступить самых твердолобых противников подводного плавания. В 1915 году штаб командующего Балтийским флотом признал: «Теперь, при обсуждении будущих операций, в основу всего приходится класть свойства подводных лодок». А ведь и командующий Балтийским флотом Н.О. Эссен, и начальник оперативного отдела его штаба А.В. Колчак до войны были яростными противниками создания подводного флота. Как говорится, дошло и до них.
Пришел конец взглядам военно-морских специалистов, что подводные лодки пригодны лишь для защиты своего побережья и в ходе войны могут быть использованы в основном для несения дозоров вблизи баз и в редких случаях для атаки боевых кораблей и транспортов противника. Одновременно приходил конец эре, когда Британия была «владычицей морей».
В борьбе с английским флотом немцы обрели оружие, которым они могли наносить противнику скрытные и мощные удары из-под воды, что было недоступно надводным кораблям. Это значительно усилило более малочисленный германский флот, основной задачей которого (да и флотов других стран) стало уничтожение транспортов в море.
Результаты были поистине ошеломляющими: 340 германских подводных лодок водоизмещением менее 270 тысяч тонн сумели уничтожить свыше 5 860 транспортов суммарным водоизмещением 13 233 672 рег. т. Всего же за время первой мировой войны подводные лодки воевавших флотов потопили около 19 миллионов тонн торгового тоннажа.
В то же время при благоприятных условиях они не отказывались и от действий против боевых кораблей. В результате немецкие подводные лодки потопили 192 корабля противника, в том числе 12 линкоров, 23 крейсера и 39 миноносцев.
За годы первой мировой войны на всех морских театрах 600 подводных лодок потопили 237 боевых кораблей.
Защита сообщений стала важнейшей задачей флотов государств, экономика которых непосредственно зависела от импорта через море.
Она требовала крупных затрат материальных средств, больших ресурсов личного состава, строительства боевых кораблей, [22] самолетов, создания новых видов оружия и боевой техники.
Для защиты своих сообщений от атак германских подводных лодок союзники привлекли на всех театрах военных действий свыше 5 000 кораблей различных классов, 2000 самолетов (для поиска лодок вблизи берегов) и около 200 аэростатов и привязных шаров, с которых велось наблюдение за лодками противника у берегов или в составе конвоев.
Только в Англии артиллерией было вооружено около 3 тысяч судов, на которых для самообороны было установлено 13 тысяч орудий. А к концу войны артиллерийское вооружение получили практически все суда союзников, плававшие в Северном и Средиземном морях и в Атлантическом океане.
В Англии в создании противолодочных сил и средств участвовало 770 тысяч рабочих и инженеров и 50 тысяч человек, служащих на кораблях и в частях противолодочной обороны (ПЛО).
Личный же состав немецких подводных лодок на протяжении всей войны не превышал 13 тысяч человек.
То есть на каждого подводника приходилось 63 английских противолодочника, которые прямо или косвенно участвовали в борьбе.
Об эффективности противолодочных сил и средств можно судить по таким данным.
Всего за годы первой мировой войны на минах погибли 44 подводные лодки, то есть около 25 процентов от числа погибших.
Казалось бы, можно сказать: самое эффективное средство — мины. Да, но на путях развертывания германских подводных лодок было выставлено «великое северное заграждение», насчитывавшее около 100 тысяч мин, в Английском канале поставлено 34 тысячи и в Гельголандской бухте — 43 тысячи, то есть на каждую потопленную лодку приходилось 3 340 мин!
Имея громадные потери торгового тоннажа, союзники вынуждены были перейти к системе конвоев, которая, безусловно, оправдала себя, и потери стали меньше. В то же время эта система порождала задержку грузооборота, темпы которого снижались в среднем на 30 и более процентов. В портах разгрузки создавались пробки, что, в свою очередь, влияло на графики железнодорожных перевозок.
Подводные лодки русского флота, если обратиться к абсолютным цифрам потопленных кораблей и тоннажа, действовали менее эффективно. Но ведь и задачи у них были совсем [23] другими. А морские театры ни в какое сравнение не шли с океанскими.
Создание и боевые действия в 1915–1917 годах первого в мире подводного заградителя «Краб», построенного по проекту М. Налетова, — совершенно самобытного корабля русского военно-морского флота, — без преувеличения можно назвать переворотом в истории мирового подводного кораблестроения. Этот корабль в период первой мировой войны выполнял ответственные боевые задания.
Известно, что в августе 1914 года в Константинополь пришли германские корабли — линейный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау», которые вскоре были переданы Турции и вошли в состав её флота. Когда только что построенный и ещё небоеспособный русский линейный корабль «Императрица Мария» готовился перейти из Николаева в Севастополь, необходимо было исключить встречу линкора с «Гебеном» и «Бреслау». Тогда-то и возникла идея преградить выход этим Кораблям в Черное море, скрытно выставив у Босфора минное заграждение. Эта задача была блестяще решена «Крабом».
Теперь совместно с ранее поставленными там минными заградителями Черноморского флота была создана серьезная преграда для прорыва новых турецких кораблей в Черное море. При попытке их выхода из Босфора «Бреслау» 5 июля 1915 года подорвался на минах и едва не погиб. Длительное время и он, и «Гебен» не делали повторной попытки к прорыву.
«Краб» неоднократно выполнял ещё более сложные минные постановки, которые высоко оценивались командующим Черноморским флотом: «По трудности постановки, требовавшей точности путеисчисления, так как расстояние между берегом и болгарским заграждением не превышает одной мили, и при неисправности механизмов лодки считаю выполнение командиром «Краба» возложенной на него задачи, несмотря на ряд предшествующих неудач, исключительно выдающимся подвигом».
Несмотря на несовершенства и недостатки, все подводные лодки действовали смело и активно и сыграли определенную роль в решении общей задачи флота.
«Воспрепятствовать противнику проникнуть в восточную часть Финского залива, за меридиан Наргена, хотя бы временно, обеспечив мобилизацию сухопутных войск…» — такая задача была поставлена балтийским подводникам командованием флота. И они её с честью выполнили. [24]
Только за 1915 год они потопили и захватили 16 германских транспортов. За два года войны общий тоннаж потопленных боевых кораблей и транспортов составил более 105 тысяч тонн. Продолжая славные боевые традиции русской армии и флота, моряки-подводники проявили немалый героизм.
30 апреля 1915 года подводная лодка «Дракон» под командованием лейтенанта Н. Ильинского обнаружила немецкий крейсер в охранении миноносцев. Лодка также была обнаружена и подверглась артиллерийскому обстрелу и преследованию.
Искусно уклоняясь, командир «Дракона» в это время направлял лодку не на отрыв, а на курс сближения, с тем чтобы определить элементы движения главной цели и атаковать её, для чего ухитрялся несколько раз поднимать перископ.
Он избежал опасности тарана и в то же время выпустил торпеду по крейсеру. В лодке явственно слышали взрыв.
Через некоторое время, всплыв снова на перископную глубину и обнаружив другой крейсер, Ильинский атаковал и его. Торпеда прошла вблизи корабля, что заставило его уйти из этого района.
Весной 1916 года подводная лодка «Волк» под командованием старшего лейтенанта И. Мессера крейсировала в северной части Балтийского моря на путях следования немецких транспортов, доставлявших из Швеции в Германию железную руду.
Маневрировали в подводном положении, периодически поднимая перископ. Суда под нейтральным флагом пропускали, ничем не выдавая своего присутствия. Но вот при очередном подъеме перископа обнаружили германский пароход, и лодка стремительно всплыла в крейсерское положение. Расчеты быстро заняли свои места у орудий, сигнальщик поднял сочетание флагов по международному своду «Немедленно остановиться», и одновременно у форштевня парохода выросли два фонтана, поднятых взрывами воды.
Пароход остановился. Принятые решительные меры заставили капитана действовать быстро: и вот уже шлюпки отвалили от борта с командой и пассажирами. Капитан передал Мeccepy судовые документы и карты, а сам остался на ней пленником. Шлюпки с командой направились к берегу. Ещё минута, и к пароходу стремительно несется торпеда. Высоко задрав нос, он быстро ушел под воду.
В тот же день русские подводники потопили ещё два судна: военный транспорт «Кальда» и пароход «Бианка». Подводная лодка «Волк» благополучно вернулась на свою базу.
Немало героических дел совершили офицеры-подводники [25] Черноморского флота. Подводная лодка «Тюлень» под командованием старшего лейтенанта М. Китицына 1 апреля 1916 года торпедировала турецкий пароход «Дубровник». В конце мая та же лодка, крейсируя у болгарских берегов, уничтожила четыре парусные шхуны противника, а одну шхуну доставила на буксире в Севастополь.
Вслед за этим подводная лодка «Морж» захватила и привела в Севастопольский порт турецкий бриг «Бельгузар», направлявшийся в Константинополь. Осенью подводная лодка «Нарвал» атаковала турецкий военный пароход водоизмещением около 4 тысяч тонн и принудила его выброситься на берег. По нескольку вражеских судов было на боевом счету подлодок «Кашалот» и «Нерпа».
* * *
При оценке деятельности русских подводных лодок в годы первой мировой войны нужно помнить, что подводный флот делал первые свои шаги.
Никаких отработанных документов по методам использования лодок, а также правил маневрирования при торпедных атаках ещё не существовало. К началу войны была лишь разработана инструкция позиционной службы. В этом документе отсутствовали указания по выполнению торпедных атак. Поэтому командиры действовали на глазок, каждый по своему разумению. Неудивительно, что успешность торпедных атак не превысила за все годы войны 12 процентов. Естественно, что боевая деятельность подводных лодок в период мировой войны, в частности поиск противника в море, атаки вражеских кораблей и транспортов, не могли быть такими же, как в период второй мировой и Великой Отечественной войн. Их боевые возможности были значительно ниже, а технических средств обнаружения вообще не было.
И все же надо отдать должное русским подводникам, которые и в этих условиях проявляли настойчивость в поиске и уничтожении транспортов противника, смело атаковали его боевые корабли, даже когда они шли в довольно сильном охранении.
А на опыте подводных лодок типа «Барс» воспитывались поколения советских подводников.
В. Дыгало, Н. Черкашин
——— • ———
назад вверх дальше
Содержание
Книги, документы и статьи
