Дворянский род Рогге (Rogge)

Алфавитный указатель (А–Я)

— 387 —

Приложение 4

К истории Рязанского концлагеря

См.: Политические репрессии в Рязани. Путеводитель / Сост. А.Ю.Блинушов. — Красноярск: ПИК «Офсет», 2011. Лл.39 — 53.

«...Казанский Явленский женский монастырь был основан в середине XVI в., изначально он находился на южной стороне т. н. Архиерейского холма недалеко от Рязанского кремля.

Затем во второй половине XIX в. был построен монастырский комплекс, который располагался на окраине города и занимал целый квартал между улицами Затинной, Монастырской (ныне Фурманова), Владимирской (Свободы) и Вознесенской (Либкнехта). /.../

В 1861 г. при монастыре была открыта больница, а в 1868 г. при поддержке рязанского мецената Сергея Живаго — четырехклассное училище для девочек из нуждающихся семей.

В монастыре была хорошая аптека и обширная библиотека. В 1870 г. на территории монастыря по проекту архитектора Дмитрия Канищева был построен храм в честь Казанской иконы Божией Матери. В годы расцвета монастырь насчитывал до шестисот послушниц.

В 1919 г. высокие монастырские стены и кирпичные здания приглянулись рязанским чекистам для организации места заключения. Монастырь как религиозная институция фактически был изгнан из своих пределов.

Часть зданий бывшего монастыря была отведена под квартиры коменданта лагеря и сотрудников, часть зданий занимала вооруженная охрана.

На территории лагеря находились также парикмахерская, сапожная, портновская, белошвейная и ткацкая мастерские. Колокольня, расположенная при входе в монастырь, была занята школой /.../. В восточном углу двора находился огород сотрудников лагеря и коменданта.

Комиссия по обследованию лагеря отмечала, что двор лагеря был очень грязным, а две ямы для свалки нечистот находились прямо рядом с казармами для заключенных, что служило источником инфекций.

Осужденные и арестованные поступали из Революционного Трибунала, губернской ЧК, губернского суда, судебно-следственного подотдела Рязанского губернского отдела юстиции, уездной милиции, армейских особых отделов.

Для учета поступивших и выбывших велись регистрационные книги. На каждого заключенного должна была заводиться специальная регистрационная карточка и личное дело (документация сохранилась фрагментарно).

Из заявления в Центральный исполнительный комитете группы заключенных Рязанского концентрационного лагеря:

Мы все-таки до сего времени продолжаем сидеть в лагере, и кто знает, сколько можем просидеть еще. Если же при этом принять во внимание, что многие из нашей группы, находясь в заключении по два года и даже более, этим в достаточной степени уже искупили свою вину, если таковая и была за кем-либо, то станет ясно, что дальнейшая задержка нас в лагере является совершенно бесцельной. Между тем как каждый из нас, имея у себя домашнее хозяйство и посевную плошадь земли, мог бы наравне с другими применять свой труд там, где он более всего необходим, и таким образом приносить хоть незначительную пользу в обшегосударственное строительство. Неужели наша группа, состоящая большею частью из людей совершенно простых, не получивших образование даже и среднего, никогда не выступавших активно против советской власти, и осужденных в большинстве случаев по одному лишь ни на чем не основанному подозрению, теперь оказалась перед советской властью виновнее всех. Обращаясь с настоящим заявлением, мы почтительнейше просим Центральный исполнительный комитет сделать зависящее от него распоряжение о нашем освобождении.

(ГАРО ф. 2643, оп. 1, д. 22, л. 259)

Регистрационная карточка заключенного Рязанского губернского лагеря содержала следующие сведения: фамилия, имя и отчество, возраст, происхождение или бывшее звание, профессия, семейное положение, партийность, в каком профсоюзе состоит, состояние здоровья, кем осужден и когда, за что осужден, на какой срок, когда истекает срок наказания, сколько раз находился в тюрьме и за что, когда прибыл в лагерь и откуда, когда выбыл и откуда, последнее место жительства заключенного и адрес его ближайших родственников.

При поступлении заключенного в лагерь заполнялось три экземпляра регистрационной карточки. 1-й экземпляр отправлялся в Москву в Наркомат внутренних дел, 2-й экземпляр подшивался к делу, 3-й экземпляр оставляли в регистрационном ящике в лагере.

На 20 сентября 1919 г. в Рязанском губернском лагере принудительных работ числилось 1076 заключенных.

Заключенные пользовались свободой передвижения в пределах территории лагеря, за исключением лиц, сидящих в карцерах. В лагере имелось два карцера в подвальном этаже с каменным полом. В карцер заключенные попадали за попытку побега, отказ от работ, за симуляцию, а также туда попадали лица, арестованные недавно, перед отправлением в тюрьму. Заключение в карцер полагалось на срок не более 3 суток.

Часть заключенных из лагеря этапировалась в Рязанскую губернскую тюрьму. Например, 14 мая 1921 г. из лагеря в тюрьму поступили: «Моравский Виктор, Дембринский Петр, Пташинский Мечислав, Ставский Константин, Нарусевич Карп, Ясенский Павел, Козеридский Петр, Войткевич Виталий, Шишак Николай, Шагри (Шаун) Ян, Радзин Карп (за особым отделом ВЧК), Анашкин Петр, Евсен Федосий (за РязГубЧК)»). ГАРО ф. Р–2434 оп 1 д.116 л.383 оп.2 д.352).

Работы в Рязанском концлагере начинались с 9 часов утра, заканчивались в 3 часа дня для заключенных, не работающих в мастерских, и в 5–6 часов вечера — для работающих в мастерских.

Вечерняя проверка проводилась в 7 часов вечера. Утренняя проверка происходила при распределении на работы, когда партии по счету сдавали конвоирам.

Охрану лагеря осуществляла карательная (караульная – прим. А.И.Г.) рота Уездного военного комитета (комиссариата – прим. А.И.Г.), общей численностью 194 человека. Они конвоировали заключенных к месту работ и охраняли лагерь. Наружных постов охраны было 6, внутренних — 4.

В архивных документах Рязанского губернского отдела юстиции (ГАРО ф. 2434 оп. 1 д. 103 л. 131, 381) есть сведения о применении в губернии Декрета об амнистии к некоторым заключенным губернского концентрационного лагеря принудительных работ:

[вверх]

— 388 —

За РязГубЧеКа числятся:
Плотникова-Резникова Елена (Ряз.губчека, особый отдел, без определенного срока),
Артамошина Ксения, Андреев Алексей (срок 6 мес.),
Ремнев Андрей (до окончания Гражданской войны),
Резанов Иван Михайлович».

Не амнистированы осужденные Рязанским губернским Революционным трибуналом:
Никольский Дмитрий, дьякон, 60 лет, Михайловский уезд, Плахинская волость. Осужден 28 мая 1919 г. за контрреволюционную агитацию на 15 лет;
Ромахин Григорий, крестьянин (хлебопашец), 25 лет, осужден за контрреволюционное убийство до окончания Гражданской войны;
Савенков Иван, купец, 55 лет, Ранненбургский уезд, осужден за контррев. до окончания гражданской войны;
Саулов Александр, учитель, 21 год, г. Одесса, осужден за неподчинение советской власти 16 августа 1919 г. до окончания Гражданской войны;
Слюз Александр, бывший офицер и помещик, 36 лет, Пронский уезд, осужден 27 ноября за контрреволюционное выступление, приговорен к расстрелу;
Заболотников Иван, 25 лет, Сапожковский уезд, осужден за контррев. 1 декабря 1919 г. на 5 лет условно;
Ключаров Алексей, священник, 47 лет, осужден за контрреволюционную агитацию 29 ноября 1919 г. на 10 лет условно

Осужденные на принудительные работы занимались уборкой картофеля и соломы, перевозкой сена и доставкой воды, ремонтом домов, выполняли черную работу, земляные работы, работали на мельнице, делали могилы для городской больницы, устанавливали телеграфные столбы, пилили дрова, убирали помещения, мусор, чистили снег и кололи лед, работали в саду, занимались заготовкой торфа, разгружали уголь.

20 февраля 1923 г. Рязанский губернский лагерь принудительных работ был расформирован.

После расформирования в бывшем Казанском храме устроили красноармейский клуб. Позже в стенах монастыря размещалась колония для беспризорников. Большая часть стен и башен монастыря была разобрана по приказу властей «на нужды горсовхоза» Затем в помещениях монастыря был размещен губернский архив. Часть помещений монастыря была отдана под жилье, часть стояла заброшенной.

Монастырский некрополь, где были похоронены многие известные рязанцы, в частности, потомок воеводы ополчения Минина и Пожарского граф Бутурлин, рязанский губернатор Кожин, меценат Живаго, был практически полностью разрушен за годы советской власти. Сохранилась только надгробная плита бывшего рязанского вице-губернатора Н.М. Княжевича: «Председатель Рязанской казенной палаты Николай Максимович Княжевич. Родился в Уфе 17.3.1794. Умер в Вене 27.09.1852».

Часть церковных помещений с советских времен занята жилыми квартирами, часть приватизирована и перестроена коммерсантами.

В настоящее время большая часть уцелевших помещений монастыря возвращена церкви, при поддержке прихожан и меценатов ведется ремонт и восстановление, возрождается Казанский собор, работает просфорня и швейная мастерская, в монастыре планирует начать работу женское епархиальное училище. На месте уничтоженного некрополя планируется посадить сад.

Надеемся, что на территории монастыря после его возрождения будет увековечена память тысяч узников, среди которых было много священнослужителей и прихожан, страдавших в Рязанском концентрационном лагере в годы террора.

Екатерина Макаренко

Концлагерь в Рязани

По-моему, в Рязани после Октябрьского переворота первыми стали арестовывать священников. В городе было много церквей, соборы, три монастыря, много духовных учебных заведений, которые помещались в больших добротных домах.

Они стоят и сейчас. В здании Рязанской духовной семинарии находится десантное училище, в епархиальном женском училище — пединститут, в двух других училищах — средние школы...

А летом 1918 г. в Рязани стали брать «заложников» (см.: Гарасева А.М. Я жила в самой бесчеловечной стране. Воспоминания анархистки. М. Интеграф Сервис, 1997.). Было их так много, что в городских тюрьмах их не могли разместить и собирали в первом концентрационном лагере (потом были и другие!), устроенном на окраине города в бывшем женском монастыре.

Чекистам здесь было удобно: вокруг высокие каменные стены, внутри — большая церковь, куда загоняли людей, много помещений — кельи, трапезная, гостиница, с десяток маленьких деревянных домиков, где раньше жили обеспеченные монашки, имевшие свое «хозяйство».

Этот городской концлагерь просуществовал несколько лет, и кто только в нем не побывал! Позднее сюда помещали пленных белогвардейцев, заключенных по приговору Ревтрибунала, вдов расстрелянных, которые искупали свою «вину» мытьем полов на вокзалах, и просто «бывших людей», как их называли... К концу лета 1918 г., когда городской концлагерь и тюрьмы уже не могли всех вместить, «заложников» стали распределять по уездам, направляя на земляные работы.

Вместе со всеми отец и мы, три сестры, пошли проводить их на вокзал.

Перед монастырем — большая толпа родственников, знакомых и просто сочувствующих. Массивные ворота под аркой наглухо закрыты, охрана и чекисты проходят через узкую калитку. Долго ждем.

На велосипеде к монастырю подъезжает заместитель начальника Рязанской ЧК латыш Стельмах, главный расстрелыцик, и проходит в калитку.

Наконец, «заложников» выводят. Это старые больные люди, вина которых лишь в том, что они жили при прежней власти. Тех, кого могли в чем-то уличить — в чинах, наградах, происхождении, поступках, — давно уже расстреляли. Эти же просто схвачены при облавах и массовых арестах, проводившихся по принципу — чем больше, тем лучше. Главное, чтобы боялись. «Заложников» долго строят, наконец они трогаются. Впереди идет Стельмах, опираясь левой рукой на велосипед, а в правой держа наган. По бокам колонны — охрана. Колонна двигается по длинным улицам к вокзалу, через Старый базар вдоль земляного вала кремля.

В крайнем ряду идет Александр Васильевич Елагин, старый больной человек, друг нашей семьи. Он из дворян, до революции у него было не имение, а всего только хутор, где он открыл сельскохозяйственную школу для крестьян. Желающие могли обучаться у него бесплатно. Когда у Елагина умер от туберкулеза единственный сын Юрий, причитающуюся ему долю наследства отец пожертвовал на постройку общежития для детей сельских учителей. Сам он работал в земстве, но был в оппозиции к крупному дворянству, на стороне «третьего элемента» земства — учителей, врачей, агрономов. На этой работе он познакомился и подружился с отцом. Теперь его уводят ив города. Чуть подальше от него — наш дядя, Василий Дмитриевич Гавриков, брат мамы. Он идет согнувшись, держась руками за низ живота, потому что только что перенес операцию аппендицита. Его вина состоит в том, что у нашего деда, его отца, была когда-то маслобойка. Ни деда, ни маслобойки давно нет, но он попал в «заложники», и больше мы его никогда не увидим...

[вверх]

— 389 —

Мы идем долго. Отец потихоньку вытирает слезы. Потом мы отстаем. «Заложники» сворачивают влево от Кремля. Некоторые оглядываются, крестятся на собор... В районах их разместили не в домах, а просто на земле, под открытым небом, за колючей проволокой. Гоняли на тяжелые работы, не считаясь со здоровьем, обессиленных расстреливали, но многие просто умирали сами от отсутствия пиши и тяжелой работы.

Дядя умер от заражения крови — из-за непосильной работы разошлись швы после операции... Те, кто дождался освобождения, почти все умерли по возвращении, как это было с Елагиным (он умер на четвертый день после освобождения) и с одиннадцатью нашими знакомыми крестьянами из села Волынь. В концлагерь они попали по решению Комитета бедноты, от которого власти требовали высылать «врагов революции». Но кулак в селе был только один, к нему прибавили дьякона, однако двух человек показалось мало, поэтому остальных крестьян взяли «для числа»...

По воспоминаниям Анны Гарасёвой

Офицеры — заключенные Рязанского концлагеря
(офицеры Армянской армии — прим.)

В 1920 г. по навязанному военными властями 11-й Красной армии соглашению Армения объявлялась «независимой социалистической республикой» /.../. Это было зафиксировано в «Соглашении между полпредом РСФСР и правительством Армянской Республики» от 2 декабря 1920 г. В четвертом пункте соглашения подчеркивается, что «...командный состав Армянской армии не подвергается никакой ответственности за действия, совершенные в рядах армии до провозглашения советской власти в Армении» /.../.

Но буквально через 10 дней начались массовые аресты деятелей правящих партий и офицерского корпуса Армянской армии. Массовая высылка армянских офицеров началась 24 января 1921 г. По распоряжению ЧК и военных властей Красной армии в этот день все офицеры старой армии были приглашены на сборные пункты для «повторной регистрации» /.../.

В своем письме на имя ЦК РКП нарком иностранных дел Армении А. Бекзадян пишет:

...На заседании ревкома и ЦК Армянской компартии Отарбекян (Атарбеков. – Г.М.), ссылаясь на инструкции ВЧК, потребовал спешной безусловной высылки за пределы Армении всех бывших офицеров (как состоящих, так и не состоящих на службе в Красной армии). Несмотря на предостережение ревкома, считавшего это решение политически неблагоразумным и не вызванным необходимостью, могущее привести к нежелательным последствиям, Отарбекян проводит в жизнь инструкцию ВЧК /.../.

Арестованных офицеров большинства этапов в дороге не кормили. Они питались, продавая на полустанках свою одежду. Более 20 человек после этапа оказались в больницах. Капитан Стефан Агаджанович Егизаров в результате нервного шока ослеп, однако болезнь не освободила его от заключения /.../.

(ГАРО ф. Р–2817 оп. 1. д. 198 л. 46)

Так 1400 офицеров оказались в концлагере города Рязани /.../.

(ГАРО ф. Р–2817 оп. 1. д. 198 лл. 1–6)

В «Деле заключенных офицеров Армянской армии» подшито прошение армянских офицеров (полковника Петра Петровича Атаева, капитана Ашота Николаевича Тониева-Тоняна, штабс-капитана Гарегина Александровича Мусаеляна, поручика Гарегина Михайловича Тер-Никогосяна, поручика Бардака Арсеновича Тер-Караханова, подпоручика Срафиона Седраковича Хачатряна) в Губчека города Рязани:

...После советизации Армении прибыл в Эривань командарм 11-й К.А. т. Геккер и ... предложил командировать в штаб 11-й Армии до 10 лиц комсостава Главштаба для изучения дела и возвращения в Армению, с целью инструктирования остальных лиц комсостава штаба. Нарком по военным делам ССР Армении выбрал нас, б. лиц комсостава Главштаба из членов наиболее трудоспособных и не служивших никогда в белых войсках Деникина, Колчака, Врангеля и др., не принимавших никогда участия ни активного, ни пассивного в антибольшевистской борьбе, и командировал в город Баку, в штаб 11-й Армии, снабдив нас всеми необходимыми документами за подписью нарком-воендела Ависа Нуриджаняна и комиссара РСФСР при командарме ССР Армении тов. Силина.

Выехали из Эривани 14 декабря 1920 г. и прибыли в Баку 21 декабря, где в тот же день явились в штаб 11-й Армии. В штабе в первый день к нам отнеспись очень вежливо как к командированным лицам из дружественной и союзной державы, а на следующий день нас пригласили в штаб и отправили в особый отдел штаба армии. Здесь после заполнения анкетных листков и допроса следователя нас заключили под стражу, как нам заявили, на время фильтрации...

1 января 1921 г. нас отвезли на вокзал, где комендант Особого отдела заявил, что нас отправляют в распоряжение Особого отдела Рязанского губернского комитета для назначения по специальности в частях Красной армии. 17 января 1921 г. мы прибыли в город Рязань, где нас заключили в концентрационный лагерь принудительных работ, ... нас, по-видимому, относят к категории военнопленных. Просим наше дело направить в Москву на предмет освобождения.

(там же, л.5–6)[1]

В документе от 24 января 1921 г. речь идет о списке бывших офицеров, которые зарегистрировались в здании Вагаршапатского гарнизонного клуба, согласно приказу предчека Армении за номером 3.

В документе от 25 января 1921 г. они уже обозначаются как «список арестованных Деникинцев» (ГАРО ф. Р–2817, оп. 1 д. 195 лл. 1–3), а 4 февраля 1921 г. уполномоченный ЧК Армении Хачатрян уже именовал их «арестованными офицерами дашнакского правительства» (там же, л.8).

В четырех основных списках значатся фамилии 13 генералов и 15 полковников Армянской армии. Среди них имена главнокомандующего Вооруженными силами Республики генерала Ювмаса (Фома) Назарбекова, генерал-лейтенанта К.М. Гамазова; генералов: А.П. Бой-Мамиконяна, А.И. Гаджаева, Д.И. Андриевского, Р.А. Базаева, Ю.Ф. Бржезинского, И.И. Васильева, А.А. Иванова, В.М. Хороманского, Н.Г. Павловского, И.С. Баграмова, Г.А. Шелковникова; полковников: М.С. Мелик-Агамалова, братьев Бабаджановых, А.К. Меликова, М.О. Мелик-Шахназарова, С.И. Таманова, С.В. Степаняна, А.С. Папунц, В.А. Апресова, А.П. Затикяна, К.А. Мелик-Парсаданяна, А.Г. Тер-Нерсесова и других.

Буквально через несколько дней после советизации Грузии — 27 февраля 1921 г., в Тифлисе начались аресты офицеров. За две недели на территории Грузии были арестованы 219 человек. Вскоре эта партия заключенных через Баку была отправлена в концентрационный лагерь в Рязань /.../.

[вверх]

— 390 —

В «Деле заключенных офицеров Армянской армии» наряду с большими списками имеются так называемые стандартные списки Особого отдела 11-й Красной армии от января 1921 г. с пометой: «Концентрационный лагерь гор. Рязань для тщательной фильтрации. При сем сопровождаются следующие арестованные конвоиром Особого отдела 11-й Армии» /.../.

Наиболее многочисленные этапы арестованных офицеров прибыли в концлагерь Рязани 23 февраля, 10 марта и 14 апреля 1921 г.

Документы, доступные для исследователей, не выявили фактически никакой работы по «фильтрации» офицеров, содержащихся в Рязанском концлагере /.../. Пожалуй, кроме штабс-капитана Геворга Фарашяна (Фарашана), который в лагере открыто говорил о том, что «убийство царя — это преступление». В агентурных донесениях штабс-капитан проходил под кодовым именем — Монархист. Его неоднократно допрашивали в Рязгубчека, но в 20-е гг. Фарашян (Фарашан) выжил. В 1937-м он стал жертвой кампании Большого Террора /.../

Примечательно, что многочисленные ходатайства функционеров ВКП(б) и Красной армии не помогли освобождению заключенных офицеров.

Как следует из текстов телеграмм начальника Рязанского лагеря Карасева, к сентябрю 1922 г. большая часть офицеров, которая числилась в заключении как «офицеры грузинской армии», была этапирована в Тифлис /.../.

Офицеры-заключенные, числившиеся «военнослужащими Армянской армии», судя по всему, оставались в Рязанском концлагере до его закрытия в феврале 1923 г.

По данным НПЦ «Мемориал» (Москва), часть армянских офицеров смогла вернуться на родину, многие из них служили на ответственных административных и хозяйственных постах — в 1937–1938 гг. они были вновь репрессированы.

В 2003–2005 гг. по инициативе Рязанского «Мемориала» подразделениями Главной военной прокуратуры РФ архивные материалы, касающиеся заключенных офицеров, были изучены, большая часть офицеров (Армянской армии — прим.) признана реабилитированными. На часть офицеров документы не были обнаружены, идут архивный поиск и подготовка материалов для реабилитации.

По материалам Гюляба Мартиросяна

«Лишенники»

В Рязани концлагерь учредили в бывшем женском монастыре (Казанском). /.../ Вот что о нем рассказывают. Сидели там купцы, священники, «военнопленные» (так называли взятых офицеров, не служивших в Красной армии). Но и неопределенная публика, например толстовец И. Е-в.

При лагере были мастерские — ткацкая, портновская, сапожная и (в 1921 г. так и называлось уже) — «общие работы», ремонт и строительство в городе.

Выводили под конвоем, но мастеров одиночек, по роду работы, выпускали бесконвойно, и этих жители подкармливали в домах.

Население Рязани очень сочувственно относилось к лишенникам («лишенные свободы», а не «заключенные» официально назывались они), проходящей колонне подавали милостыню (сухари, вареную свеклу, картофель) — конвой не мешая принимать подаяния, и лишенники делили все полученное поровну. /.../ Особенно удачливые лишенники устраивались по специальности в учреждения (Е-в — на железную дорогу) — и тогда получали пропуск для хождения по городу (а ночевать в лагере). Кормили в лагере так (1921 г.): полфунта хлеба (плюс еще полфунта выполняющим норму), утром и вечером — кипяток, среди дня — черпак баланды (в нем — несколько десятков зерен и картофельные очистки).

Украшалась лагерная жизнь, с одной стороны, доносами провокаторов (и арестами по доносам), с другой — драматическим и хоровым кружком.

Давали концерты для рязанцев в зале бывшего благородного собрания, духовой оркестр лишенников играл в городском саду. Лишенники все больше знакомились и сближались с жителями, это оказывалось уже нетерпимо — и тут-то стали «военнопленных» высылать в северные лагеря Особого назначения. Урок нестойкости и несуровости концентрационных лагей в том и состоял, что они находились в окружении гражданской жизни. Оттого-то и понадобились особые северные лагеря...

Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. Paris. IMKA-PRESS 1973/ т 2.

Заключенные офицеры на Рязанском заводе ДОЗ
(офицеры Армянской армии — прим.)

В 1918 г. по решению Рязанской городской управы в районе Рюминой рощи /.../ был образован Государственный деревообделочный завод (ДОЗ) (Государственный Рязанский приборный завод — прим.).

Завод работал по заказам Красной армии, а также производил деревянные гвозди, фанерные бараки, брезентовую обувь, жестяную посуду, мебель и строительные материалы /.../.

В дальнейшем в 1935 г. ДОЗ был передан из Главлеспрома в Наркомат авиационной промышленности и переориентирован на выпуск продукции оборонного назначения, превратившись в Государственный Рязанский приборный завод, работающий и поныне (совр. Приборный завод находится в р-не перекрестка ул. Павлова и Каляева (Семинарской — прим.).

С конца февраля 1921 г. заключенных офицеров в рязанском концлагере разделили на группы для использования их на работах в городе. Первая группа в составе 125 офицеров Армянской армии стала работать на Рязанском деревообделочном заводе (ДОЗ).

По своей инициативе, с разрешения руководства лагеря и ГубЧК, производили реконструкцию завода, упорядочивали процесс труда, производили специализацию цехов.

(ГАРО ф. Р–2817 оп. 1 д. 151 л. 128).

Помимо основной работы — производства строительных материалов — завод стал производить обеденные столы, стулья, табуретки и другие предметы бытового назначения.

На заводе заключенные офицеры выполняли и определенные военные заказы: специальные ящики для винтовок и патронов, кузова для автомашин, демонстрационные щиты для стрельбищ.

По характеристикам руководства завода, а также по документам лагеря, заключенные армянские офицеры работали очень качественно, хотя многие из них впервые оказались в заводских цехах.

Благодаря их труду и высокой производственной дисциплине завод стал работать более рентабельно, начал принимать заказы и от частных лиц /.../.

[вверх]

— 391 —

В дальнейшем по приказу начальника Рязанского концлагеря Карасева работу на частных заказах завода ДОЗ заключенным офицерам запретили. Но из-за настойчивых просьб заводских специалистов запрет был отменен.

Работа по этим заказам была столь успешной, что начальник лагеря стал поощрять такие виды работ, особенно — выгодные для себя (для нэпмановских ресторанов и кафе). В середине 50-х гг. директор ресторана «Заря» Гарри Максимович Оганов рассказывал, что находящиеся в двух залах добротные обеденные столы были изготовлены в 20-года на ДОЗе заключенными офицерами Армянской армии.

Заключенным офицерам приходилось каждое утро строем под конвоем отравляться из концлагеря на работу, а вечером возвращаться в зону. Баланду они получали на работе.

После ремонта подсобных помещений руководство ДОЗ стало ходатайствовать перед Губчеке и лагерный начальством о переводе заключенных офицеров на постоянную работу на завод с предоставлением им жилья типа охраняемого общежития прямо на территории завода.

По договоренности кроме питания заключенные должны были получать и нечто похожее на зарплату.

По согласованию с Губчека начальник лагеря Карасев 10 мая 1921 г. издал приказ №136, в котором, в частности, было сказано: «Отправленных на государственный деревообделочный завод заключенных офицеров Армянской армии, согласно прилагаемому списку (125 человек), исключить из состава лагеря и со всех видов довольствия с 16 мая сего года /.../. С мая 1921 г. заключенные армянские офицеры со своими генералами перешли на постоянную работу на завод. Их положение значительно улучшилось, после того как они фактически стали выполнять все частные заказы, а также многие заказы для различных предприятий города.

С разрешения директора завода заключенным изменили распорядок дня, и они стали работать в течение всего светового дня. Заключенные офицеры хотели работать, чтобы выжить, В 1921 г. Губчека принялась за раскрытие очередного «контрреволюционного заговора». Одним из главных объектов стал деревообделочный завод.

Чем закончилась для заключенных офицеров, работавших на заводе, эта чекистская операция — пока установить не удалось. Как принято говорить, эта драматическая страница рязанской истории ждет своих исследователей.

По материалам Гюляба Мартиросяна

[1] ГАРО. Ф. Р—2643. Оп. 1. Д. 22. Л. 259.

Акт
по обследованию Рязанского лагеря принудительных работ
21.9 — 7.12 1920

В центре лагеря помещается очень грязный дворик, 2-го квартала на Ю-В углу отведён под квартиры сотрудников, парикмахерскую, сапожную, портновскую, белошвейную и ткацкую мастерские.

Свободных 2 помещения, 3-й переулок 7 зданий, отведены для красноармейцев конвойной команды и одно задание под плотническую мастерскую. Каменные двухэтажные здания, там же отведено: верхний этаж для красноармейцев, в нижнем этаже помещаются кузница и слесарная. Следующее каменное здание занято командой. При входе в лагерь с правой стороны, помещение занято под квартирами Коменданта и сотрудников.

Около южной стены помещаются деревянные кладовые и сараи. Колокольня при входе занята школой. В восточном углу двора, помещается огород сотрудников и коменданта. Размер сада и огорода 81–63 аршин. Сад состоит из кустарников и деревьев (малина, чёрная и красная смородина, яблони). В саду помещается старая маслобойня, 2 улья. Около садовой ограды находится баня. К саду прилегает очень грязный двор. Около ограды сада помещаются две ямы для свалки нечистот. Около ям находится казарма №1 для заключённых, так что указанные ямы служат распространением заразы. Заколоченный дом. Старые склады. В северо-восточной части два флигеля для заключённых. Корпус №2 (половина под лазаретом, другая половина под заключёнными). Парикмахерская для заключённых (деревянное одноэтажное здание, которое содержится не в должной чистоте). По стене перпендикулярной саду помещается каретный сарай и конюшни. Рядом помещение для конюхов и квартира фельдшера. В центре двора расположен склад старых вещей, каменные здания, 3-й корпус занят (низ занят кухней для заключённых, верхний этаж занят под казарму для заключённых), деревянное здание для женщин заключённых.

В центре территории лагеря находится бывшая церковь. Вокруг этого здания расположены корпус №6 (верх здания под библиотекой и театром), корпус №5 для заключённых. Среди двора расположено старое обгорелое каменное задание.

<...> военнопленных изолированными совершенно от других заключённых считать нельзя, для больных заключённых изоляции также нет, лица же с тяжёлыми болезнями выделяются и таковых направляют для излечения в городские советские больницы. <...> Все заключённые содержаться в совершенно одинаковых условиях и пользуются полной свободой передвижения в пределах территории лагеря, за исключением лиц сидящих в карцерах. При лагере имеются два карцера, в подвальном этаже с каменным полом. Один из них совершенно сырой и тёмный, в карцер сажаются: за попытку побега, за отказ от работ, за симуляцию, а также и лица только арестованные, перед отправлением в тюрьму, заключаются предварительно в карцер на срок не более 3-х суток.

<...> Заключённые встают в 7 часов утра, с 7 до 8 чай, с 8 до часу дня работа, с 1 часа до 2 обед, ужин с 6 до 7 вечера, после чай. Начало работ по лагерю с 9 часов утра, конец работ в 3 часа дня для заключённых не работающих в мастерских и в 5–6 часов вечера для работающих в мастерских. Вечерняя проверка в 7 часов вечера. Утренняя проверка происходит при распределении на работы, когда партии по счёту сдаются конвоирам.

<...> При лагере принудительных работ имеется восемь мастерских, а именно: портновская, белошвейная, картузная, сапожная, плотницкая, кузнечная, слесарная и ткацкая.

<...> Охрана лагеря производится карательной (караульной – прим. А.И.Г.) ротой Увоенкома 194 красноармейца. Часть их конвоирует с заключёнными на работу, часть же охраняет лагерь. Наружных постов 6, внутренних 4 (два у ворот, один у первого корпуса и патруль)[1].

[1] ГАРО. Ф. Р—2639. Оп. 1. Д.1580. Л. 15–27.

* * *

——— • ———

назад  вверх
Содержание
Книги, документы и статьи