В эту ночь стонали скалы
Тщетно слал маяк сигналы,
Пробивая пелену.
Где вода черна, как сажа,
Без руля и такелажа
Клипер — шхуна шла ко дну.
Море, скалы — всё едино.
Мглы тяжелая овчина
Придушила темнотой.
Загребла, перемешала
Туч концы, валов начала
В свистопляске штормовой.
Рок на карту кинул много:
Радость бытия земного
Щедро сунул смерти в длань,
Как понравится фортуне.
И как раз по этой шхуне
Пролегла каприза грань.
Смерти карта вышла старше,
Словно призраки на марше
Смерчей выплыли столбы.
Море молнии хлестнули,
Взвыли волны и взметнулись
Как драконы на дыбы.
Здесь удача не блестела,
И крутое это дело
Хоть не внове морякам,
Тщетно было их уменье,
Все надежды на спасенье
Шторм развеял по клокам.
С воплем, с болью, как живое,
В треске, грохоте и вое
С рей сорвало паруса,
И в кошмаре этой свалки
И рангоут, и шлюпбалки
Шторм подрезал, как коса.
Капитан, боец бывалый,
И течения и шквалы
Знал, как недругов «на ты».
Шторм предвидел. Принял меры.
Рассчитал укрыться в шхеры
С наступленьем темноты.
И при солнечном-то свете
К берегам угрюмым этим
Он приязни не питал.
Стороной ходил. А близко
За ненадобностью риска
Этих вод почти не знал.
А фарватер здесь был строгий:
Скал подводные отроги
Днищу страшны, как таран.
О подводных этих скалах
Лоция не поминала.
Приговор, а не изъян.
Шторм скрутил у самой цели.
Шквала своры налетели,
Завертели всей гурьбой,
Лагом выбили на камни
И обшивку, как клыками,
Проломило скорлупой.
В книги Ллойда{1} клипер-шхуна
Как все штатные Нептуна,
Внесена была в раздел
Тех судов, что не имели
Ни определенной цели,
Ни определенных дел.
Груз, что шел статьёй запрета,
Был, однако. И с рассвета
Создавая суету,
А порой помеху даже,
Были кроме экипажа
Пассажиры на борту.
Из большой людской лавины
Каждого свои причины
Привели на общий рок.
Жизнь в один конец немало
Сводит разные начала,
Как бы ни был мир широк.
Больше было из торговых,
Рангом средних, но бедовых.
Не впервой им было плыть,
Чтобы где-то стать партнером
Иль явиться кредитором:
Дело надо тормошить.
Были также разной мерки
И чиновники, и клерки —
Тоже служба позвала.
Этим было непривычней
Плыть. Конечно же, обычней
Им конторские дела.
И какое ж это дело,
Без души чтоб было тело?
Был один миссионер.
Правда, рай он видел в джине
И лежал на парусине
В позе «якорь апанер»{2}.
Но сверчки в той карусели
По шесткам своим сидели,
Где кому отведено.
Четко, как в наборе касса,
Обывательская масса.
Если бы не пара «но».
Предки наши, люди чести,
Знали; дам на первом месте
Ставить, если представлять.
И традиции той старой
Мы в знакомстве с нашей парой
Уж на станем изменять.
На борту как в общем зале
Друг о друге всё узнали
Пассажиры в два — три дня.
А с неё как взятки гладки —
Ничего! Одни догадки,
Так, пустая болтовня.
Было ясно, что дитятко
Не из робкого десятка
И вольна не по годам.
С первых дней держалась смело,
Да ответить так умела,
Что как хочешь думай сам.
Все вниманье обратили:
С ней матросы не шутили.
И по всем статьям моряк,
Боцман, волк морских сражений,
После крепких выражений
Делал «кхы» себе в кулак.
Капитан в соку мужчина,
С мостика кивал ей чинно,
Позабыв свои лета,
И смотрел ей вслед с почтеньем.
На тот счёт ходило мненье:
Хороша, но не чета.
Коммерсанты, тоже птицы,
Все тайком мечтали впиться
В губки, как в стакан вина.
Даже падре вечерами,
Гладя ножки ей глазами,
Повторял лишь: «Сатана».
Это уж совсем напрасно:
Не была она прекрасна,
Но красива, я б сказал,
И юна. Но что из клада
Красоты отметить надо
Непременно-то глаза.
Изумруды, хризолиты
Были с темной бездной слиты
В приворотное питье.
С бездной, где во тьме пучины
Крылись демоны и джины,
Рок с которой свел её.
Крупные, как перловицы.
Жутким темные ресницы
Делали зеленый цвет.
И, крестясь для обороны,
Суеверные матроны
Ей не раз смотрели вслед.
На борту при всём желаньи
Не осталась без вниманья
Эта броская деталь.
Удивлялись и шептали.
В результате перестали,
Свыклись. Вот и вся мораль.
И она себя держала
Так, как будто и не знала,
Что болтают про неё.
В первый день была атака.
Быстро поняли, однако,
Язычок у ней — копьё.
И возникло ощущенье,
Что особа та общеньем
Как оказывает честь.
Хоть и не проходит мимо,
Хоть и в массе, но незримо,
А барьерчик всё же есть.
Он совсем другого склада
Был. И в нем отметить надо
Богатырский его рост.
Ну и прочие детали:
Руки, ноги как из стали.
В обращении был прост.
Не скрывал своей натуры,
Не чурался авантюры.
Это тоже не таил —
Был искатель приключений
Без высоких устремлений,
Как сложилось, так и жил.
Больше чтил свои законы,
Чем судейские каноны.
Из Буслаевских былин
Родом был с Российской шири
Давший тягу из Сибири
Новгородский дворянин.
То ль поцапался он с троном,
Поборолся ли с законом —
Можно разве что гадать,
Да везде, где люди жили,
Вечно все его ловили,
Только не могли поймать.
Он рассказывал умело,
Сочно, с юмором. Звенела
Дерзко удали струна,
И картины из лихого
Пережитого былого
Как сходили с полотна.
То он чинно драл банкиров,
То с ватагой буканиров{3}
Жарил мясо на костре.
К мандарину{4} ездил в гости,
Промышлял слоновой костью,
Где-то был и при дворе.
Реки, города, вершины
Шли, как частые градины:
Прыгали названья стран —
Резво, как в калейдоскопе,
И куда уж там Европе! —
Ориноко, Юкатан,
Алеуты, Командоры,
Лимпопо, саванн просторы,
Амазонский душный ад,
Где отравленные стрелы
Покосили много белых,
Фарт искавших наугад.
Знал и взлеты, и паденья.
Но всегда без сожаленья
Хоронил он дней черед.
Не грустил о том, что было,
Коль не убывала сила,
И в упор смотрел вперед.
Да, случалось, конъюнктура
Виновата. Но натура,
Коль по правде уж сказать,
Безалаберная очень,
Заставляла, между прочим,
Много лучшего желать.
Спал он и на царском ложе,
На гнилой соломе тоже.
И в парчу одет бывал,
Но порой в трущобах порта
Щеголял в таких опорках,
Что и нищий бы не взял!
Пил он мало, был веселым
Без того. И с женским полом
На амуры тароват.
Но игрок был страсть азартный,
И не ведал в кости, в карты
Ни границ и ни преград.
Как под действием дурмана,
Выворачивал карманы,
Раздевался. Не беда!
Но в одном был твердых правил:
На игорный кон не ставил
Пистолеты никогда.
«Это два надежных друга,
Хоть из дьявольского круга
Вырвут. Тем мне и милы.
Жизни, не корысти ради!» —
Говорил, и нежно гладил
Пистолетные стволы.
Ночь из сна, как с водопада
Стала вдруг преддверьем ада,
И судьба одним пером
В бурю ту рукою страха
Подвела черту с размаха
И под злом, и под добром.
Капитан без промедленья,
Больше в силу положенья,
Тщился выполнить свой долг.
Отдавал команды властно,
Но увидя, что напрасно,
Стиснул зубы и умолк.
Взвел курок, на мостик вышел
Выстрела никто не слышал:
Преданный его эскорт,
Боцман — первой же волною
Был о кнехты головою
Оглушен и смыт за борт.
Пассажиры большей частью
Ото сна вскочив, несчастья
Не успели осознать.
И как враг, зашедший с тыла,
Шторм, мгновенно взявший силу,
Не позволил им бежать.
Те, что были не в постели,
Выскочить еще успели
До нахлынувшей волны.
Потерявшие ж минуты
Под обломками каюты
Были все погребены.
Удалец наш ровным счетом
В два прыжка, как волк наметом,
Пролетел сквозь сети вант,
И скорей инстинкту веря
Многоопытного зверя
Он почуял вариант:
Вал, лишь в гребень бы задвинуть,
Через рифы может кинуть,
А на следующий сесть —
К скалам даст, мое почтенье!
Ну а там, как провиденье,
Пусть не шанс, но шансик есть.
В тот же миг среди метанья
Он увидел изваянье:
Да, стояло, как влито,
Впившись пальцами до сини
В клочья рваной парусины.
Он-то сразу понял — кто.
Дальше что? Без рассужденья
Левой мощное движенье
Сделал, сгреб в один прием,
Оторвал и в гребень вала
Не один, как подобало,
А пошел уже вдвоем.
Безрассудно, оголтело!
Для чего он это сделал?
Рай открылся перед ним?
Да и в радости минутной
На его стезе беспутной
Места не было двоим.
А уж в бурю-то тем паче,
Да не мог же он иначе,
Удалая голова.
Тема пусть для полемиста,
Только честь авантюриста —
Не красивые слова.
Был рассвет угрюм и мрачен
Плотно тучами охвачен.
И хоть был глубок и яр
Моря вздох, оно шумело
Уж не так. И то и дело
Выносило страшный дар.
И рычало без умолку,
Но поморы из поселка
Своего кормильца нрав
Ох, как хорошо прознали,
Оттого и не роптали,
Видя трупы среди трав.
Люди здесь не за награды
Соблюдали все обряды.
То сложилось из веков.
И заметить мог бы зоркий:
Было кладбище на взгорке
Для поселка велико.
И поморы, как и все мы,
Обсуждать горазды темы.
Всех людей повсюду жаль.
Кто-то слышал, кто-то видел.
Между прочим кто-то выдал
Любопытную деталь:
«Что за рыбой, всякий знает,
Оптовик к нам приезжает,
А свежей как здешней, нет.
Вот и сразу после бури
Угодить, знать, клиентуре
Он и тронулся чуть свет.
А возможно, воля Бога.
Где по крутизне дорога,
Видно всё, что под тобой.
Так за линией прибоя
На камнях лежали двое.
И увез он их с собой.»
С той поры прошло как надо
То ль неделя, то ль декада,
Ведь в поселке дней поток
Выражен не очень чётко.
И какая-то молодка
Посетила городок.
Вечером хоть и в устатке,
Благо внемлющих в достатке
Было около огня,
Всё подметив моментально,
Очень эмоционально
Излагала новость дня.
Ну, сначала всё как было,
Как дела свои вершила,
Как пошла сдавать пакет.
И на почте у базара
Бросилась в глаза ей пара.
«Это не из здешних, нет!
Он мужчина стройный, рослый,
Из себя светловолосый,
Словом, северных кровей.
Будь один, куда ни шло бы.
Море делает для пробы
И таких богатырей.
С ним, ну точно амазонка,
А на вид почти девчонка,
Да уж видно из крутых.
Телом статная, прямая,
Мало то, что городская,
Да видать не из простых.
Слов не сыпала напрасно,
А хоть сдержанно, но властно
Да, пантера хороша.
Не уступит светской даме.
А как зыркнула глазами —
Обомлела вся душа.
Так на почте-то, кто были,
Все вниманье обратили.
А она так хоть бы хны.
Кинет глазом, как царица,
Как с приказом поклониться,
Точно ей подчинены.»
Рыбаки в соленом стиле
В ее адрес запустили.
Ну а жизнь брала своё.
В городке потом бывали,
Но той пары не встречали,
И забыли про неё.
Много лет прошло. Однажды
День стоял ну скажет, каждый
Невозможный в том краю,
А возможный лишь в преданье,
Иль, как сказано в Писанье,
Только где-нибудь в раю.
Море ластилось у пляжа
Просто до подхалимажа
И, пленяя рыбака,
Дар небесного теченья,
Светлые до восхищенья
Наплывали облака.
Так чисты и непорочны,
Что не выдумать нарочно.
И из них в какой-то миг
На прозрачно-синем фоне
В мелочах, как на ладони,
Очертился гордый бриг.
Паруса как в кринолине.
Почитай, уже в былине,
Позади оставя быль,
Весь в разводах белопенных,
Шел торжественно-степенно,
Как купчиха на кадриль.
Против скал, на крепких нервах
Сделав несколько маневров,
Бриг застыл на пять минут,
И весьма цветистой фразой
Капитан зеленоглазый
Приказал отдать салют{5}.
1951 г.
————————————
1. Регистр Ллойда (англ. Lloyd's Register of Shipping — крупнейшее классификационное общество, добровольная ассоциация судовладельцев, судостроительных фирм, изготовителей судовых механизмов и страховых компаний. Основан в 1760 году в Великобритании (Википедия). Прим. сост.
2. Якорь апанер — положение якоря на грунте, когда он готов вот-вот начать подниматься, еще не поднимается, но вот-вот начнет это делать (вертикальное положение якорного каната). Примечание Волынского Л.П.
3. Буканир — пират. Прим. сост.
4. Мандарин — китайский чиновник. Прим. сост.
5. Как помнится, вещь эта была написана в основном в карцерах. Когда меня однажды забрали в очередной раз за какую-то стычку с надзором, некто Иосиф Штрейхер (очень хороший человек), опасаясь обыска (по-лагерному шмона), в моем барахлишке обнаружил тетрадь. Потом, возвращая её мне с круглыми от страха глазами (а был не трус), говорил: «Лёня, разве можно в наших условиях что-нибудь писать? Вы же наживете себе ещё большие неприятности, уничтожьте все!», однако, сам не уничтожил (интеллигентный человек!) Я тоже не уничтожил. Пронес сквозь тюрьмы, шмоны, лагеря. И теперь не жалею. Примечание Волынского Л.П.