Михаил Михайлович Тьедер родился в 1879 году в Вильнюсе. Один из первых русских подводников. Закончил Морской кадетский корпус. В 1904 году был старшим офицером на первенце русского подводного флота — «Дельфине». Затем командиром подводной лодки «Скат». Участвовал в русско-японской войне. Его брошюра «На подводной лодке», обличавшая порядки царского флота, вышла в свет в 1912 году и была тепло встречена прогрессивными моряками. К сожалению, вторая часть этого уникального труда, изданного в Финляндии, исследователями до сих пор не обнаружена. Лейтенант Тьедер был уволен в запас за смелую критику морского ведомства.
Во время первой мировой войны командовал подводной лодкой «Ягуар». В советском флоте — спасательным судном «Волхов» («Коммуна»).
Умер в 1939 году.
——— • ———
18-го мая (1905 года).
Сегодня явился я к месту своего нового назначения — на подводные лодки, снаряжаемые на войну{6}.
Еще в прошлом году, когда в нашем флоте была спущена только первая подводная лодка, я принял все меры, чтобы попасть на неё охотником, но отсутствие связей и тут мешало мне осуществить это желание — ведь у нас во флоте буквально шагу нельзя сделать, если он не предупрежден какой-нибудь влиятельной «тетушкой». Вскоре, однако, вспыхнула война, и тогда только какая-то счастливая случайность вознаградила меня — я получил командировку на вновь строящиеся лодки.
Моих сотоварищей по подводному плаванию оказалось только трое — все весьма убежденные и глубоковерующие в будущее своего дела люди.
…За день до моего приезда сюда на опытной [46] лодке{7} разыгралась драма, повлекшая за собой гибель офицера и 25 матросов.
Катастрофа эта настолько тяжело отразилась на нашем кадре «подводников», что я не могу не занести её на страницы своего дневника.
Опытная лодка, обыкновенно вмещающая двенадцать человек, начала погружение для практики и обучения команды, имея в себе тридцать семь человек, из которых, кроме командира, было ещё два офицера.
Началось погружение на месте — лодка принимала в цистерны водяной балласт.
Оставалась уже малая плавучесть. Лодка готова была погрузиться на дно; предстояло только закрыть главную крышку и уничтожить оставшуюся плавучесть.
Но в это время недалеко от места погружения проходил пароход; волна от него добежала до лодки, покрыла её и заглянула в не закрытый ещё люк. Этого было достаточно, чтобы она устремилась ко дну.
Ужас смерти в первый момент сковал мысли несчастных заключенных, видевших, как в незакрытый люк хлынула вода. Огромная опасность, однако, быстро вывела людей из оцепенения. Бросились закрывать крышку… заработал опускающий механизм… Сразу уменьшилась и стремительность потока… Вот механизм стал, крышка прикрыта. Спасение ещё возможно, — водой залита только часть лодки, — воздуха может хватить, пока подоспеет помощь извне… Вырываются крики облегчения, но тотчас обрываются и замирают, — вода продолжает прибывать…
Крышка, оказывается, закрыта не до места; один из экипажа, ближайший к выходному люку, искал спасения через этот люк и уже был на пороге его, но подводное судно не пожелало расстаться со своей жертвой, и, захваченный закрывавшейся в это время крышкой, человек был раздавлен ею: и только кости его противостояли объятиям судна, которому он вверил свою жизнь, они-то и не позволяли люку закрыться до места.
Вода прибывала. Становилось тяжело дышать…
Все способы найти спасение, казалось, были уже исчерпаны.
В сознании оставались уже немногие. Они были по грудь в воде, но отчаянная борьба со смертью продолжалась… Кое-кто толпился у выходного люка. Наконец кто-то [47] снова стал открывать крышку… вода быстрей кинулась внутрь; сгущенный от давления воздух начал вырываться наружу… Невидимою рукою судьба направляла некоторых избранных к выходному люку и выбрасывала через него на поверхность воды. Так спаслось из тридцати семи — всего двенадцать человек, подобранных со шлюпки, то есть как раз столько, сколько эта лодка должна была вместить во время своего нормального погружения, так как по проекту экипаж этой лодки был ограничен именно этим числом.
Погиб и командир{8}. Не имея опытности, молодой в деле подводного плавания, он погубил себя и повлек смерть большинства вверенного ему экипажа. Кто виноват?..
Один французский морской писатель ответил на этот вопрос.
Вот что говорит он относительно этой катастрофы:
«…Гибель этой подводной лодки произошла исключительно от небрежности. Экипаж лодки обычно состоял из 12 офицеров и матросов, но во время несчастного случая на ней оказалось 37 человек, — излишек был взят для обучения.
Лодка стояла в реке, где плотность воды значительно меньше морской. Прибавочные и обучающиеся люди увеличили вес лодки, стеснили команду и оставили открытым люк, в надежде спастись в случае несчастья. Приготовление погрузиться и впуск воды в балластные цистерны начался с открытой крышкой, и таким образом открытый люк попал в воду раньше, чем его успели закрыть. Несмотря на старания, его не удалось закрыть; лодка наполнилась водой и пошла на дно. Из команды 25 человек погибло. Воздух скопился и сжался в верхней части кормового отделения, где и столпились оставшиеся в живых люди. Электричество горело несколько часов, то есть до тех пор, пока вода не закрыла совсем батарею.
Недостаточно иметь подводное судно в порядке, чтобы считать его боевой единицей, — обучение команды составляет очень большой фактор в подводном плавании.
Нужно постоянно помнить, что время, терпение, внимательное обучение команды, частые [48] упражнения и проч. — главное на подводной лодке».
У нас об этом, конечно, забыли…
26-го мая.
Сегодня мое подводное крещение — первый мой спуск под воду; я погружался на только что законченной лодке. Это всего только второй её опыт; первое испытание на ней производил вчера сам изобретатель.
На лодке были сделаны подготовительные распоряжения, для чего пришлось отойти на более глубокое место; к этому же времени были закончены испытания водяных отсеков, и наполнены все хранители воздухом, сжатым до 150 атмосфер.
Погружение должно было происходить на месте без хода.
По команде изобретателя каждый из экипажа и обучающегося состава занял своё определенное место внутри лодки. Я устроился в самой боевой рубке, в которой обыкновенно сосредоточивается управление лодкой и помещается командир, которая оставалась теперь свободной, так как изобретатель на первых опытах решил находиться посредине (внутри) лодки, чтобы иметь возможность, пока команда ещё не обвыклась, самому зорко следить за точным исполнением каждого переданного им приказания.
Ввиду того, что перископ, посредством которого лодка только и получает возможность наблюдать за всем происходящим на поверхности воды, ещё не был установлен на место, находящиеся внутри лодки люди могли судить о последовательном переходе лодки из её полного надводного состояния в полное подводное исключительно только по глубомеру, то есть прибору, показывающему в каждый данный момент глубину погружения лодки. Я же, находясь в командирской рубке, которая была снабжена четырьмя иллюминаторами для ориентировки без помощи перископа, получал возможность быть единственным свидетелем, как лодка, постепенно принимая водяной балласт в свои отсеки, будет погружаться, оставляя все меньшую часть своего корпуса над водой, пока совершенно не скроется с поверхности и не окажется на дне. Тут же около меня находились все сигнальные приборы, несколько контрольных манометров, показывающих глубину хода лодки под водой, рулевые приборы, [49] телеграфы в машину и к рулям, электрический привод для вращения к перископу и проч.
Командир последний раз обошел верхнюю палубу, чтобы убедиться, в точности ли исполнены все отданные им приказания; затем спустился по трапу в открытый ещё люк и занял своё место.
По его команде «Главный входной люк задраить» — крышка большого входного люка быстро опустилась на своё место, закрыв последний наш выход наружу. Когда задрайки были крепко завернуты, стоявший на этой обязанности матрос громко доложил командиру, что главный входной люк задраен, и этот ответ, казалось, на каждое лицо наложил заметный отпечаток какого-то острого ощущения, точно всех нас навсегда отрезали от живого мира и на наш единственный выход в этот мир плотно надвинули тяжелую плиту. С этого момента какое-то особое обаяние приобретает каждое слово, каждое движение командира, за которым тотчас же следует самое точное и пунктуальное исполнение — каждый отлично сознает, что теперь опытности одного человека вверена драгоценная жизнь всего экипажа лодки. Ещё резче среди могильной тишины послышалась дальнейшая команда о наполнении балластных цистерн, и ещё резче и ещё неприятнее засвистел из водяных цистерн воздух, который быстро распространил в помещении лодки какую-то тяжелую, удушливую и сырую атмосферу — это вода наполняла отсеки и вытесняла оттуда воздух, постепенно увеличивая вес лодки и постепенно уменьшая её плавучесть. Вскоре какая-то тяжесть в ушах, а также приборы не замедлили показать, что давление в лодке от прибывающего воздуха становится повышенным; чтобы разредить его, командир дает приказание открыть вытяжной электрический вентилятор, который быстро уравнивает давление и тотчас же снова герметически закрывается.
По сосредоточенному лицу командира видно, как зорко следит он за движением стрелки глубомера и пузырьком кренометра, чтобы вовремя остановить доступ воды в балластные цистерны, и как только он замечает тенденцию стрелки к резким скачкам, быстро отдает приказание застопорить наполнение главных балластных отсеков и затем начинает наполнение центральной цистерны, при помощи которой погружение становится более резким. Через стекла иллюминаторов командирской рубки стало видно, что вода уже прикрыла всю палубу, оставив над [50] поверхностью воды только часть рубки. Вскоре вода подошла к самым стеклам, и волной уже начало захлестывать их, изредка закрывая и доступ сквозь них лучам солнца. Теперь в лодке остается уже самая небольшая остаточная плавучесть, с исчезновением которой лодка, как всякое тонущее судно, пойдет ко дну; с этой же плавучестью она совершает и свои переходы под водой — достаточно для этого только дать в машине «полный ход» и положить руль глубины на «потопление».
Пузырек кренометра, стоявший все время до сих пор на нуле, вдруг быстро отошел от нуля вправо и стал на делении «4» — этим он давал знать, что на лодке появился крен на нос в 4°. Едва только командир пожелал принять предупредительные меры для восстановления нарушенного равновесия, как пузырек кренометра быстро покатился дальше вправо, и вместе с тем мгновенно стемнело в иллюминаторах рубки, и все, что оказалось незакрепленным в лодке, посыпалось к носовой её переборке. Установившееся было решительными и хладнокровными приказаниями командира спокойное отправление командой её обязанностей сразу сменилось у многих, благодаря неожиданной обстановке, особой нервностью, которая резко проявилась на многих лицах, — что, впрочем, являлось вполне простительным, так как погружение это для большинства из присутствующих было ведь только первым испытанием. Хладнокровие самого изобретателя вскоре, однако, снова заставило забыть нас о всех возможных опасностях и слепо довериться его опытности. Вскоре действительно равновесие ему удалось восстановить, и кренометр также спокойно установился на нуле.
В иллюминаторах рубки, в которой я находился, снова стало видно, что надстройка лодки уже почти вся ушла под воду, и на палубе небольшой волной уже переливалась вода; над поверхностью оставалась только командирская рубка. Началось дальнейшее погружение, но, несмотря на все старания командира предупредить появление нового большого крена, это ему не удавалось — равновесие каждый раз нарушалось, и то нос, то корма быстро теряли плавучесть и шли ко дну — обнаружился один конструктивный недостаток, который препятствовал правильному погружению лодки на месте, отчего и неизбежны были эти крены в диаметральной (продольной) плоскости. Вскоре, однако, нам все-таки [51] удалось кое-как погрузиться на самое дно, о чем ясно говорила, кроме глубомера, ещё полная темнота в оконцах рубки. Все быстро освоились с новой обстановкой, и общее, несколько тревожное, настроение быстро исчезло. По приказанию командира были осмотрены все трюмы и вообще вся лодка, чтобы убедиться, нет ли где просачивания воды или течи, так как на глубине, при большом давлении окружающей среды, это должно резче обнаруживаться, чем у поверхности воды. Вскоре этот осмотр был закончен, и командир решился снова подняться на поверхность; раздалась его команда «по местам стоять, приготовиться к подъему» — и все снова заняли свои места.
Командир дает приказание «продуть балластные цистерны», слышится шипение — это сжатый воздух поступил из воздухохранителей в водяной отсек, и лодка как пробка вылетает на поверхность. В иллюминаторах рубки становится сразу светло, и видно, как весь корпус уже вынырнул из воды; хотя долго слышится ещё резкий свист — это сжатый воздух продолжает очищать своим давлением все отсеки от того водяного балласта, который заставил лодку уйти на глубину. Последовательно с нескольких мест доносится команда, что цистерны продуты, следовательно, лодка уже находится в полном надводном состоянии.
Остается, перед тем как открыть входной люк, только медленно сравнять давление скопившегося в лодке воздуха с наружным нормальным давлением. Неприятное ощущение в ушах, какая-то тяжесть и показание специального манометра указывают на то, что в лодке довольно повышенное давление, для уравновешения которого и пускается вытяжной электрический вентилятор, чтобы сделать переход его к нормальному — постепенным.
Как только был пущен в ход вентилятор, мы стали свидетелями интересного явления — ясный воздух в лодке вдруг мгновенно сменился густым туманом: это при разрядке воздуха отделились находившиеся в нем водяные пары, и этот туман довольно долго ещё расстилался в помещении лодки.
Вскоре защелкала лебедка — это открывался по приказанию командира главный входной люк, и все, довольные благополучным подъемом на поверхность, повысыпали на верхнюю палубу.
Таким образом, после почти трёх часов пребывания [52] под водой, мы закончили свои первые опыты. По окончании некоторых переделок лодки такие погружения её должны будут происходить у нас теперь почти ежедневно…
——— • ———
назад вверх дальше
Содержание
Книги, документы и статьи
