Весной 1908 года Отряд подводных лодок Тихого океана, как обычно, перешел в бухту Разбойник, где часть офицеров и вся команда перебрались в три специально построенных деревянных дома, стоявших у самой воды. Сразу же за ними возвышалось обширное плато с разбросанными кое-где купами деревьев, с которого открывался чудный вид на пролив Стрелок.
Кругом не было никакого жилья. В высокой густой траве скрывалась мелкая дичь; золотистые фазаны стаями носились в воздухе, искушая сердца охотников, приносивших их целыми дюжинами.
Транспорт-мастерская «Ксения» остался в проливе у входа в бухту, внутри которой стояли на якоре миноносец и старый клипер «Тунгус», служивший конвоиром для подводных лодок. Ежедневно с девяти утра до двенадцати и с двух до пяти часов вечера лодки выходили в пролив Стрелок, а по возвращении становились на якорь перед домами, подав кормовые швартовы на берег.
На миноносце лежала обязанность буксировать щит при стрельбе минами и два-три раза в неделю ходить во Владивосток за провизией и почтой.
Старик «Тунгус», с небольшой дымовой трубой и разоруженными мачтами, представлял печальное зрелище, нисколько не походя на тот красавец-клипер, каким был раньше. Лишенный рангоута, с выщербленной, потемневшей палубой, ободранный и унылый, он грустно смотрелся в тихие воды бухты, не веря собственному отражению.
Сколько тысяч миль прошел по морям и океанам! Сколько штормов, шквалов, бурь и ураганов пришлось ему вытерпеть! Сколько лихих командиров прошло через его мостик! Скольким офицерам и матросам палуба его послужила хорошей школой, в которой вырабатывалась воля и закалялись характеры!..
К концу лета отряд отправился в обход северного побережья залива Петра Великого. Идя вдоль пустынных, возвышенных берегов, прорезанных сбегавшими к морю лесистыми долинами, лодки заходили в каждую излучину. [85]
В бухте Гайдамак съехавшие на берег осматривали завод рыбных консервов и подъемный эллинг, куда ещё совсем недавно вытаскивали туши убитых китов. Их громадные позвонки и ребра ещё валялись кругом в большом количестве. Теперь киты больше не показываются, их можно встретить только в Беринговом море и дальше к северу.
Переночевав в огромной, укрытой от всех ветров бухте Находка, направились дальше. Кругом царила мертвая тишина. Темно-синяя, словно нежащаяся под солнцем гладь залива Америка спорила с небесной синевой, чуть подернутой легкими облачками.
Уходящие вдаль холмистые берега, покрытые лесом, были отлично видны. В глубине залива на фоне темно-синего неба отчетливо вырисовывались совершенно правильные красные пики — скалы Два брата.
Растянувшись длинной цепью, лодки шли безо всякого строя. Придя в следующую бухту, передовые стали на якорь, спустили парусиновые складные шлюпки, на которых и свезли командиров на берег.
Веселой гурьбой отправились они бродить по новым местам, покрытым увядшей, выжженной солнцем желтой травой. Болтая и дурачась, отошли далеко от берега, как послышался вой сирены, перешедший в ряд тревожных гудков — один, другой, третий…
Недоумевая, что бы это значило, офицеры бросились к морю. С ближайшего пригорка увидали подводную лодку «Плотва», лежащую на боку перед входом в бухту, и подходившую к ней подводную лодку «Щука».
Сев в поджидавшие шлюпки, командиры вернулись на свои суда, снялись с якорей и пошли на помощь. Оказалось, что осторожный командир «Плотвы», как обычно, державшийся дальше от берега, чем все остальные, угодил на непоказанную на карте подводную скалу в виде сахарной головы.
При длине подводной лодки 72 фута и осадке 12 футов (1 фут=0,305 м — Ред.) кругом было очень глубоко, и к ней можно было подходить вплотную со всех сторон. Середина «Плотвы» держалась, как на стержне, нос и корма были совершенно свободны, крен же был настолько велик, что боковые горизонтальные рули, находившиеся на уровне верхней палубы, ушли в воду. [86]
Подошедшие подводные лодки не смогли стащить «Плотву», неудача постигла и «Тунгуса». Провозившись до вечера, прекратили работы.
Стемнело. Мириады звезд зажглись на небе. Лодки ошвартовались к борту транспорта; на судах подняли рейдовые огни. На всякий случай с «Плотвы» сняли личный состав, перевели его на «Тунгус»; на осиротевшей подводной лодке загорелся зловещий красный огонь — знак несчастья…
В ярко освещенной керосиновыми лампами кают-компании конвоира шли разговоры о случившемся. Старый подполковник корпуса флотских штурманов, чуть не всю жизнь проведший на Дальнем Востоке, поучал молодежь.
— Ах, господа, и что вы все удивляетесь, что этого камня нет на карте! Правда, залив Америка близок к Владивостоку, здесь постоянно ходили и ходят военные суда, но, видно, они были счастливее «Плотвы», и больше ничего.
Вы сами видели, что скала эта нечто вроде сахарной головы с крутыми скатами. Как её найти при обычном промере? Тут нужен трал, а кто же будет тралить, раз глубина по лоту большая?
Если не доверять лоту, то пришлось бы протралить все бухты и заливы не только здесь, но и на всех морях, чего никто не делает.
Такая же история была восемнадцать лет назад. Помните полосатую веху с крестом, стоящую посреди залива, — веху «Крейсер»?
Так вот, клипер «Крейсер» в июне 1890 года, проходя здесь курс артиллерийской стрельбы, наскочил на такую же не показанную на карте «сахарную голову». Попытки сняться оказались безуспешными.
К вечеру поднялся довольно сильный ветер, положение «Крейсера», стоявшего носом на скале, стало опасным, и надо было поскорее просить о помощи. Никаких средств сообщения и связи тогда не было, потому командир приказал взять любую шлюпку и, пользуясь попутным ветром, идти во Владивосток.
Несмотря на крутую волну, шестерка к утру добралась до острова Аскольд, но так как у смотрителя маяка не оказалось ни телеграфа, ни плавучих средств, пришлось продолжать опасное плавание на шлюпке. [87]
Тем временем ветер стих, и весь день шли под веслами. К вечеру задул легкий ветерок, подняли парус и, не прекращая грести, шли до поздней ночи, когда шестерка вошла в одну из бухточек на берегу Уссурийского залива.
Вконец истомленные люди после сытного обеда завалились спать, но поднявшийся ветер скоро заставил продолжать плавание. Когда открыли маяк Скрыплева, на горизонте увидели дым и верхушки рангоута какого-то трёхмачтового судна. Велики же были удивление и радость, когда в нём узнали свой клипер, который под крики «ура» поднял шестерку на место…
Выбросив за борт часть угля, «Крейсеру» все же удалось сняться с камня, а так как повреждений не оказалось, то он и пошел во Владивосток.
Это было восемнадцать лет назад! Сколько же судов колесило с тех пор по заливу и не напарывалось?..
Поблагодарив старого штурмана, офицеры вышли на палубу. Темная звездная ночь приняла их в свои объятья. Кругом стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь однообразным лепетом струй, нежно плескавшихся у борта подводных лодок, да легонько поскрипывали соединявшие их сходни.
Несколько матросов, притулившихся у борта, разговаривали вполголоса; яркие огоньки их папирос виднелись в темноте, легкий запах табака носился в воздухе.
Взоры невольно обратились к красному огню, указывающему место покинутой подводной лодки. Вид чуть раскачивающегося на легкой зыби огня, безмолвно взывавшего о помощи, производил жуткое впечатление, и скоро все разошлись по каютам.
На следующее утро завели новые концы; «Тунгус» и две подводные лодки, стоявшие у его борта, дали ход и стащили «Плотву», у которой не оказалось никаких повреждений. После этого отряд вернулся в бухту Разбойник и продолжил программу обучения…
Близилось время возвращения во Владивосток, но сильные ветра задерживали, волей-неволей надо было выжидать погоду. Как-то вечером отряд снялся с якоря, но при входе в Уссурийский залив встретил большую волну и вынужден был вернуться. [88]
Прошло ещё несколько дней, стало очень холодно; снег слегка запорошил берега, у которых появился ледяной припой. Для большего удобства обратного похода капитан 2 ранга Магнус разделил отряд на две части и, как только стихло, приказал первому отделению выйти в море.
Уже стемнело, когда «Скат», «Касатка», «Кефаль», «Палтус» и транспорт «Ксения» вышли из-за берегового прикрытия и встретили противный ветер и крупную волну, накрывавшую подводные лодки. Пришлось изменить курс и идти вдоль восточного берега Уссурийского залива.
«Скат» и «Касатка» (тип Бубнова), имея легкие оконечности, хорошо всходили на волну, зато «Кефаль» и «Палтус» (тип Лэка) буквально пахали море. Седые гребни, вздымаясь перед форштевнем, с шумом опрокидывались на палубу и, разбившись о рубку, лезли на мостик, обдавая его тучей пены и брызг и ослепляя рулевых, поминутно сбивавшихся с курса. Командир «Кефали», став перед компасом, вынужден был защищать его своей спиной.
Сила ветра доходила до восьми баллов при морозе в восемь градусов Реомюра (1 град. Реомюра = 1,25 град. Цельсия. — Ред.). Перископы покрылись коркой льда, но заливаемые волнами мостики и корпуса подводных лодок, конечно, не обмерзали.
Взошедшая вскоре полная луна осветила волшебным светом разбушевавшееся море и четыре маленьких скорлупки, поминутно скрывавшиеся среди высоких крутых волн. Справа чуть виднелась темная полоска берега, слева простиралась беспредельная поверхность взволнованного моря.
«Скат», «Касатка» и «Кефаль» держались вместе, но «Палтус» все время отставал и, наконец, поднял красный огонь. «Ксения» повернула к нему. Оказалось, что команда «Палтуса» жестоко укачалась, оставленные без надзора бензиномоторы остановились, но взять «Палтус» на буксир «Ксении» нечего было и думать.
Во время переговоров громадный корпус транспорта нанесло на подводную лодку.
— Что вы делаете?! — истошным голосом закричал командир. — Вы нас утопите!
Раздался громкий треск, боковые рули вместе с отводами [89] согнулись, как резиновые; «Палтус» повалился на левый борт, казалось, что он переворачивается…
К счастью, валы боковых рулей согнулись перед втулками сальников; они остались целы, не пропускали воду в надстройку, и все ограничилось поломкой гидропланов. С тех пор «Ксения» держалась возле «Палтуса», шедшего под электромоторами до Скрыплевского маяка, где под прикрытием высоких берегов было совершенно тихо, и очухавшаяся команда смогла пустить в ход бензиномоторы.
Три остальные подводные лодки, выйдя на параллель того же маяка, изменили курс прямо на него, благополучно пересекли Уссурийский залив и, опередив «Палтус» с «Ксенией» на несколько часов, пришли во Владивосток.
Подходя к Скрыплеву, приятно было открыть люки и, выйдя наверх, любоваться феерической картиной сверкавших под лунным светом, опушенных первым снегом берегов, таинственной серебристой гладью пролива Босфор Восточный, мириадами огней большого города, амфитеатром раскинувшегося над спокойными водами бухты Золотой Рог, и темными корпусами кораблей, безмятежно спавших на бочках.
На лодках, кроме «Палтуса», никаких повреждений не оказалось; бензиномоторы работали превосходно, команда с честью вышла из серьезного испытания — труды офицеров не пропали даром. [90]
Примечания:
В авторском оглавлении стоит под № 20. Печатается по авторской машинописи (РГА ВМФ, ф. Р-2246, оп. 1, д. 85, л. 109).
С. 84. …осторожный командир «Плотвы»… – лейтенант Роман Эрнестович фон Липхарт.
Происходил из дворян Лифляндской губ., родился 20 июня 1878 г. в Пятигорске. Окончил Морской кадетский корпус (1898), служил на Балтике, участвовал в гидрографических работах (1900–1903). Произведен в лейтенанты (6.04.1903), зачислен в запас флота (24.11.1903). С началом русско-японской войны призван на действительную службу с назначением на броненосец береговой обороны «Адмирал Чичагов». В октябре 1904 г. назначен командиром подводной лодки «Осетр», перевезенной по железной дороге во Владивосток. Командовал «Осетром» до марта 1906 г., после чего состоял слушателем офицерского класса Учебного отряда подводного плавания. Офицер подводного плавания по первому списку (1907). Командир подводной лодки «Плотва» (17.02.1907–14.11.1910). В 1911 г. переведен на Балтику с назначением в Минную дивизию. Старший офицер эсминца «Москвитянин» (1911–1912), командир эсминца «Расторопный» (январь — март 1912).
12 марта 1912 г. назначен начальником дивизиона подводных лодок в Сибирской флотилии. Капитан 2 ранга за отличие по службе (6.04.1914). Командир канонерской лодки «Манджур» (1914–1915).
В марте 1915 г. переведен в Одессу с назначением начальником отряда Транспортной флотилии Черного моря, которым оставался до 1918 г. Во время Гражданской войны находился в белом Черноморском флоте, в 1919 г. в Одессе состоял председателем технической комиссии по демобилизации судов флота. Произведен в капитаны 1 ранга (1919).
В 1920 г. эвакуирован на пароходе «Грегори» из Одессы в Константинополь. В эмиграции жил в Париже, состоял членом кают-компании и позднее — Морского собрания. Умер в Париже 17 марта 1936 г.
——— • ———
назад вверх дальше
Содержание
Книги, документы и статьи
